Жизнь в эпизодах

Рядом со школой завод, в столовой которого и организовали банкет. Идут туда. Теплый день перекатился в нежный вечер. Густой воздух наполнен июньскими запахами, и его можно потрогать, как теплый мякиш сдобной булочки. Катя не может налюбоваться своим платьем. Оно развевается от легкого ветерка, ласково обнимая каждый ее шаг. И отражает родной цвету своего шелка закатный свет. Вдруг кто-то дергает корсет сзади, вырывая из блаженных мыслей Катю и… собачку из молнии. Одноклассница Ксюша решила пошутить, расстегнуть на ходу платье со спины. Именно от Ксюши Катя такого не ожидала, на нее это было совсем не похоже, они ведь дружили. И вообще ни от кого не ожидала. Самой Кате в голову не пришло бы рискнуть чьим-то нарядом, а тем более репутацией. Ведь если бы платье удалось расстегнуть, как было задумано, ребята, идущие сзади, увидели бы ее нижнее белье. Ксюша сунула Кате в руку собачку, нервно и смущенно хохотнула, бросила игольчатое «извини» и скорым шагом ушла вперед. Молния разошлась. Сзади раздался задорный голос: «А ты знаешь, что я конструктор одежды по первому образованию?» Мама Катиного одноклассника, с которым они учились до 9-го класса и написали вместе не один реферат – тетя Люда – подошла, сняла с пояса тонкий шелковый шнурок, на котором висела вышитая бисером сумочка, и мигом сообразила вырез на спине, ловко подвернув края ткани с растерзанной молнией внутрь и плотно обмотав талию повыше свободными концами шнурка. А Катя думала, что эта сумочка – бесполезный аксессуар. Не было бы сумочки – не было бы шнурка! Мамина портниха – молодец. Кате хотелось быть в этом платье как можно дольше и пригласить того, кто был давно и безнадежно занят, невзначай на танец, чтобы он положил свою ладонь на плотную ткань шелка и подумал, что нет в мире лучше талии и крепче спины, чем у Кати. Но что поделать. Плод теть-людиной находчивости не выдержит танца. Придется переодеться. А у Кати был с собой второй наряд – топ и брюки для более активной части вечера. Когда дошли до столовой, она сменила образ.

Тот самый на Катю внимания больше не обращал. Один восхищенный взгляд, один галантный комплимент перед входом в актовый зал, и довольно. Зато Катя была нужна другу Сашке, с которым они прошли путь от яростного противостояния до дружбы. Он во время выпускного трогательно и наскоро перепил замаскированной под «Буратино» водки, и было ему отчаянно плохо, а Катя, как друг, спасала. Она принесла в уборную теплую минералку, выпустила оттуда газ и отпаивала Сашку, потом заставила выплеснуть контрабандное пойло из недр юношеского и неопытного тела в, слава небесам, хорошо очищенный фаянс мужского туалета. Если бы у Сашки были длинные волосы, она бы и их бережно подержала. Чувствуя себя завзятым наркологом, Катя вышла с посвежевшим, просветлевшим и уже не шатающимся Сашкой из туалета, взяла с него обещание больше не пить, помыла руки и направилась на улицу.

Курение дело нехорошее и нездоровое, но сколько отношений так бы и не завязались, если б не фраза: «У тебя есть сигарета?» Тот, кто был давно и безнадежно занят, курил. Поэтому, не обнаружив объект своего девичьего интереса в зале, Катя вышла на улицу, надеясь найти его на углу здания в раскидистых полукустах-полудеревьях среди заговорщически скрывающихся юных курильщиков. Он был не там. Он был рядом. Сидел на ограждении клумбы, не скрываясь и не стесняясь, медленно курил и смотрел на небо. Его извечных спутниц-подружек почему-то рядом не было. Какая удача. Закатанные под три четверти рукава белой выпускной рубашки открывали его красивые, длинные и мускулистые руки. Катя снова подумала о танце, о его ладони на талии и о его губах. «У тебя есть сигарета?» «Нет, но можем на двоих», – сказал он в своей медлительной и немного высокомерной, интригующей манере. Катя кокетливо взяла повод так необходимого ей общения между пальцев, неохотно, но не подавая виду, сделала маленькую затяжку, думая, как же повернуть разговор из формального русла в личное. Они перекинулись парой фраз, отводя взгляды. И вдруг он посмотрел ей прямо в глаза, взял за талию, притянул к себе и поцеловал. Сигарета, как выполнившая свой единственный долг, была наскоро выброшена. Катя прижалась к нему, обвила шею руками, погружая пальца в волосы на затылке. Сам он казался таким жестким, но волосы были упоительно мягкими. Ей хотелось, чтобы это длилось вечность. Ее радовало, что к кому-то еще она может испытывать это трепетное чувство желания быть близко, кроме того, в кого была давно, безнадежно и безответно влюблена.