Жизнь волшебника

наверное, пусть уж все живут так, как им нравится. Давай разрешим им это…

Сидеть в гараже холодно. К тому же, Хоттабыч не самый лучший собеседник на такие темы. С

ним надо бы о каких-нибудь чудесах говорить. Закрыв ворота гаража, Роман всё же с некоторым

удовлетворением от определившейся позиции идёт к дому. И в самом деле, чему ему страдать?

Надо просто жить, и всё. Смешон и странен человек в желании быть признанным. Зачем он

стремится чувствовать свою необходимость другим? Его не признают, отталкивают, мол, отойди, ты

не нужен, а он, не смиряясь, воюет за то, чтобы его считали необходимым. Он буквально лезет из

себя, пищит, навязывается, пробиваясь в первый ряд – да вот он я, вот он я! Я нужен! Нужен!

Возьмите меня. Но почему бы, если тебя не принимают, не отойти в сторонку и не заняться своими

делами, собой, своей жизнью?

457

Уже не в первый раз Роман спрашивает себя, а не лучше ли ему отказаться от всех своих

общественных амбиций? Реализация в обществе не для него. Там слишком много вязкой лжи.

Определи-ка себя дома, найди свой приют в семье – единственном месте, где лжи, кажется, всё-

таки поменьше…

Поднявшись на крыльцо, Роман берётся за дверную ручку, и вдруг до него доходит: а ведь из

чурки-то смотрит вовсе не Хоттабыч, а кто-то другой! Но кто? Надо вернуться и посмотреть. Роман

на большие шаги идёт назад, и вдруг уже по пути (надо ли смотреть на то, что постоянно стоит

перед глазами?) догадывается, кто это. Его старика зовут – Насмешник! Вот это кто! Вот он, тот

герой, вместе с которым они смеются над всем, что творится в Пылёвке! Ну, а что им ещё остаётся

делать, как не смеяться над тем, что нельзя изменить?

И лишь теперь облик старика проясняется полностью. Распахнув ворота гаража и выкатив

мотоцикл, Роман хватается за инструменты. Ясно-то ясно, но ведь теперь эта складка у рта должна

пройти иначе. А как? Роман бежит в дом, смотрится в зеркало у двери.

Нина собирается кормить ребятишек.

– Ты есть будешь? – не поворачиваясь к мужу, спрашивает она.

– Да погоди ты! – отмахивается Роман, пытаясь запомнить все детали.

Смугляна медленно оборачивается и застывает в удивлении, видя мужа с каким-то блаженным,

как ей кажется, выражением на лице. А молоток и стамеска тут при чём? С момента её приезда

Роман ещё не брался за фигуру, и Нина ничего о ней не знает. Теперь же ему и вовсе некогда

растолковывать. Жене остаётся лишь наблюдать, как он потом несколько раз вбегает в дом, чтобы

взглянуть на рожу, состроенную себе самому. А прибежав в последний раз, он и вовсе снимает со

стены это большое круглое зеркало и осторожно, как на подносе, уносит на нём свою кривую

физиономию. Смугляна подходит к окну комнаты, но происходящего в гараже не разглядеть.

Сквозь двойные рамы слышно, что муж долбит дерево. Странно: если он снова взялся за маски, то

почему долбит стамеской? Он ведь вырезал их ножом.

Едва управившись с детьми, Нина накидывает куртку, идёт в гараж, заглядывает и ахает от

удивления. Ничего подобного вот так близко от себя ей ещё видеть не приходилось. В гараже всё,

как в мастерской какого-то взаправдашнего художника. Инструменты, свежие ароматные щепки на

земле, но главное – фигура, над которой работает муж. Конечно, она ещё не совсем определена,

но очевидно, что это что-то грандиозное и интересное. Поскольку Смугляна всё так же западала на

художников, то Роман в этом смысле был для неё почти безнадёжен, если не считать маски и

причудливые фигурки из коряжек, которые он выстругивал в Выберино. Однако же сейчас он

делает уже нечто особенное, настоящее.

– Опа-па! – восклицает она. – И это сделал ты!?

– Конечно. А кто же ещё?

Несколько минут она просто стоит и наблюдает за его работой.

– Мне кажется, что ты освобождаешь эту фигуру из дерева.

– Правильно подмечено, – соглашается Роман. – Именно так я это и представляю.

– Но ты и сам для меня сейчас как это фигура, – продолжает Нина. – Ты и сам проявляешься

как-то неожиданно. Из тебя тоже проступает что-то новое. Кто же ты на самом деле такой? Сколько

в тебе заложено всего! И если ты на это способен, то почему это происходит не где-то в городе, в

твоей мастерской? А где твои работы, которые ты сделал до этого, которые, очевидно, тоже

должны быть интересны?

Рассуждая так, Смугляна и в самом деле обнаруживает Романа таким значительным и

исключительным, что все её прошлые мужчины, коллекцию которых она набрала, просто глупые и

никчемные в сравнении с её мужем. Вот кому ей стоило бы служить, и, не раздумывая, следовать

за ним всюду и во всём, как он того и хотел. Однако, кажется, это уже поздно. Идти надо было с

самого начала, потому что теперь он ушёл уже куда-то далеко – его и не догнать.

Роман, не отрываясь от дела, рассказывает ей о своей затее, о том, что он хотел вырубить

вначале старика Хоттабыча, а сегодня пришла другая идея.

– Понимаешь, он должен смеяться над всеми. Это такая хитрющая, ядовитая, ироничная и

даже чуть вредная натура. Каждый, кто поймает его взгляд, должен оглянуться на себя и спросить:

«А что, во мне и вправду что-то не так? Где же, в чём я прокололся? Откуда же этот старик знает