Жизнь вопреки

В сложившейся ситуации Ельцин должен был сделать выбор: с кем он. С ГКЧП – значит, полное отрицание содеянного за это время и главного на тот момент – сотворения независимого российского государства. Естественно, его выбор для главы независимой России был очевиден: возвращение наций в подчинение этим людям и нереально, и невозможно. Горбачёв тоже не идеален, тем более что он породил сотворителей переворота, которые ответили ему своей изменой и низвержением его как лидера страны. Ельцин выбрал Горбачёва, и через сопротивление самому себе поддержал его в этот момент. В нынешних обстоятельствах Горбачёв был предсказуем, чего не скажешь о ГКЧП. Горбачёв выскочил из этого поезда, и возвратиться туда для него невозможно. Единственный, кто мог противостоять ГКЧП в сложившихся условиях, это лидер независимой России.

О событиях августа 1991 года я достаточно подробно написал в своей первой книге, посвящённой эпохе Ельцина «Хроники времен „царя Бориса“». Повторяться не имеет смысла. Я был в то время в эпицентре событий. Скажу откровенно, государственный переворот не лучшее время для создания и становления нового российского телевидения и радио. Но что было, то было.

Самой тяжёлой оказалась ночь с 20 на 21 августа. Я в этот момент был в кабинете Ельцина.

Я сказал ему, что единственной компанией, прорвавшейся в эфир, является «Эхо Москвы». Это очевидный просчёт ГКЧП. И мы должны быть готовы, что они опомнятся и в скором времени прикроют эту станцию. Так и произошло.

Надо искать себя, делать свой собственный прорыв. И нам это удалось. Мы вышли в телеэфир практически из подполья после 24 часов на «Орбите»: Урал, Сибирь, Дальний Восток. Это была первая правдивая информация, которая прорвалась в эфир о событиях, происходивших в Москве, – 35 минут правды.

Мы вышли в эфир нелегально с Ямского поля.

Накануне Кравченко, он возглавлял в тот момент Гостелерадио СССР, долго допытывался у своих спецов: в полной ли мере блокировано Российское телевидение и нет ли какого-либо незадействованного канала, через который они могут прорваться в эфир. Сотрудники заверили: Гостелерадио и Министерство связи полностью контролируют ситуацию; по сути, это был трёп неосведомлённых. К августу мы уже успели проложить коммуникации, которые ещё не были зафиксированы никакими техническими, либо правоохранительными службами.

О нашем выходе в эфир, помимо моих служб, знали два человека. Валентин Лазуткин, в то время первый заместитель Гостелерадио СССР. Он был тогда нашим негласным союзником. Предавать гласности дружбу с нами было для него опасно, да и неразумно. Именно от него Кравченко мог узнать о наших скрытых замыслах, но не узнал.

Скорее всего позиция Лазуткина – умолчать – позволяла не сделать Валентину Горохову (руководителю технического центра Останкино, он знал о наших замыслах) никаких непродуманных шагов. Таким образом, эти два человека стали сторонниками эфирного протеста Российского телевидения. Они рисковали. В тот момент они были на «солнечной стороне». Тем более значим их поступок, и наша признательность коллегам.

Время совершает своё безостановочное движение. Путч был событием неожиданным. Он совершён был по всем правилам путча – в уик-энд, с воскресенья на понедельник. Природа неожиданности.

Достаточно изолировать Ельцина, всё остальное произойдёт само собой. Путчисты поставили знак равенства между недовольством политикой Горбачёва и неудачами либералов. Объединив этим самым либералов против себя, того не подозревая. Второй ошибкой явился следующий факт. Оказалось, что свобода – право не оглядываться, говорить, оспаривать, двигаться, встречаться с кем хочешь – самоценна сама по себе и обществом не связывается с экономическими трудностями. Свобода превыше всего. Увы, но она оказалась дорогой.

Была и третья ошибка. В современных условиях шанс на успех имеет только популярный политик. Организаторы ГКЧП, а проще говоря, путча этим пренебрегли. Более того, сделали опрокидывающий шаг. Они объединили в руководстве ГКЧП по сути самых непопулярных и нелюбимых народом политиков: Павлова, Язова, Крючкова, Пуго, Янаева, Стародубцева, мало кому известных Бакланова, Шейнина, Тизякова и других; непопулярность, умноженная на одиннадцать (число членов ГКЧП), не создала героического образа коллективного спасителя народа. Всё остальное – и невладение ситуацией в армии, органах МВД и КГБ, и масштаб собственного страха – было в-четвертых, пятых, шестых. Неподготовленность ситуации оказалось очевидной.

Путч был, но шансов одержать победу не было. Случись невероятное – они взяли власть. Их пребывание у власти могло претендовать не более чем на месяц, а затем неизбежный бардак, порождённый путчем.

Неожиданность была следствием нелепости, затем ссылки на предостережение ЦРУ, предупреждение прессы о контрнаступлении реакции, всё это не более, чем массовый всплеск эмоциональных интеллигентских чувств. Таких предупреждений было сверхдостаточно, но все они предполагали более отдалённую перспективу путча.