Жизнь вопреки

Если ты на правах сверхподчинённости: всё решает человек, стоящий над тобой, ты не более чем сверхпослушный исполнитель, и вся твоя радость в том, что у тебя тоже есть подчинённые. Естественно, к толкованию личной независимости подобное состояние никакого отношения не имеет. Параметры твоей независимости определяются до того – это, по сути, условия договора между тобой и твоим значимым руководителем. Видит ли он в тебе только подчинённого или соратника и единомышленника, а это по существу совсем другой договор. Поэтому ты должен отчётливо и убедительно дать понять руководству, которое пригласило тебя на работу, чего ты хочешь…

Многие руководители отработку этой концепции перепоручают своим доверенным лицам в лице заместителей либо помощников. Иначе говоря, они удлиняют дистанцию между тобой и высоким руководством. Высокое руководство даёт понять – сначала сумейте отстоять свою независимость в отношениях с моим подчинённым, а проявить её в отношениях со мной – это глава уже другого романа. Но сначала надо написать роман. Я проходил этот изнуряющий путь много раз. Не надо заблуждаться, восхищаясь ролью несговорчивого, в параметры которой ты угодил. Несговорчивость не повышает уважение к тебе, как якобы проявление волевого и сильного характера. Увы всё имеет обратный эффект, эффект отторжения, рождённого твоей якобы капризностью, неуступчивостью, нежеланием понять своего визави.

И дело даже не в том, что подчинённому безрассудно ссориться с начальством, особенно в тот момент, когда он проходит стадию самовнедрения в непривычный для него на первых порах мир его нового начальства. Здесь вопрос по существу – кто кому нужен в первую очередь. У тебя, как вновь прибывшего, кроме твоего «я», обозначенного фамилией и сжатой характеристикой, тебя рекомендовавшей, ничего нет. Перед тобой непростая задача – тебе надо понравиться. Что-то в твоей биографии должно привлечь внимание, а ещё лучше – чтобы захотелось его уделить. Тебя не вытолкнули на улицу, а поставили на ленту конвейера, и тебе для начала надо на ней удержаться, потому как этот конвейер значим в будущем исчислении. А для этого запомни главное: в меру своих возможностей изучи и постарайся понять среду, в которую ты попал, и постарайся уже в первой беседе с человеком N, доверенным вышестоящего лица, говорить на языке этого впервые познаваемого тобой мира так, чтобы твой собеседник мог признаться себе: «пока не свой, но близок, по сути».

Я очень скоро это уяснил. Ты хочешь быть свободным в своих решениях и доказать окружающим, что ты уважаешь власть и прислушиваешься к ней. Но ты ей не подчинён. Всё так. Не подчинён, но зависим. И именно это уточнение требует от тебя выработать тактику и стиль твоих отношений с властью. Суметь доказать власти, что ты ей нужен не так просто, но это единственный путь утвердить свою значимость. Творчество – это мир свободы, и ему претит философия подчинённости, но именно этот фактор раздражает власть. Я всегда старался сделать власть соавтором своих идей, точнее говоря, следовало убедить власть, что это их идеи, а я готов принять роль её исполнителя. И здесь не важно, кто первый, кто второй. Власть принимает своё авторство, а этого уже сверхдостаточно. Именно так я выстроил свои отношения с Ельциным. Надо было убедить Ельцина, что российское телевидение и радио – это его телевидение и радио. И идеи, которые проповедует и защищает ВГТРК, – это его идеи. Убедить Ельцина в этом было непросто, но в целом мне и моим коллегам удалось. И он всегда считал ВГТРК своим союзником. Бесспорно, это укрепило нашу независимость в высших эшелонах власти, но в той же мере усиливало раздражение Ельцина, когда независимость ВГТРК материализовывалась в критике очевидных просчётов, совершаемых исполнительной властью в целом и президентской властью в частности.

В этот момент можно было услышать из уст Ельцина раздражённую отповедь: «Как может быть такое? Моё телевидение критикует меня, и их точка зрения совпадает с мнением моих противников».

Подобное заявление было сделано публично, на встрече Ельцина с российскими СМИ. И тогда я вынужден был ответить президенту: «Уважаемый Борис Николаевич. Когда власть совершает очевидные ошибки, критика её противников и союзников совпадает в оценке, потому что ошибки слишком очевидны». Надо отдать должное Ельцину. Его реакция на мою реплику последовала незамедлительно. Ельцин не более двух минут помолчал, а затем заметил: «Мне нечего вам возразить!»

После этой встречи с президентом мои коллеги поздравляли меня, пожимали руки. «Ты молодец, Олег. Ты поставил высшую власть на место».

Александр Николаевич Яковлев, который в тот момент возглавлял «Первый канал» и поддержал мою точку зрения, понимающе улыбнулся и похлопал меня по плечу. Но один из царедворцев, участвующий в этой встрече, его имя я не хочу здесь называть, обращаясь ко мне, заметил: «Не спеши радоваться, Попцов. У Ельцина хорошая память, он тебе этого никогда не простит». Ну, что ж, жизнь есть жизнь, царедворец оказался прав.