Компания создавалась тогда, когда не существовало полнообъёмного мира рекламы, он находился в начале своего развития. Это потом пошли потоки рекламных денег, и весь телевизионный эфир перестраивался под интересы рекламы, потому что она, реклама, давала телевидению деньги и делала его более независимым в финансовом отношении. А пока существовало, как главный ресурс, государственное обеспечение, свободный полёт, в том числе в мир самостоятельности принимаемых решений и в репертуарную политику, был сужен. А творчество, как таковое, невозможно без свободы.
Поэтому одной из главных задач, которая стояла передо мной, как руководителем ВГТРК, было создание атмосферы свободы во всех направлениях деятельности компании. А это было непросто, потому что истинное творчество – это всегда жизнь вопреки. И неважно, кто ты: генеральный директор, обозреватель, ведущий программы, менеджер, режиссёр телепрограммы или художественного фильма, как, впрочем, и техник, создающий мир современного телевидения. Творчество всегда главный норматив твоего существования, как равно и свобода – главный норматив существования творчества. В чём же непростота существования этих норм как в первом, так и во втором случае? В возрастающих масштабах риска. Воздействия на тебя и твою деятельность тех, кто над тобой, и тех, кто вокруг тебя.
Изменившийся мир опрокинул принципы бескорыстия, взаимодоверия, дружбы, осмысленной жертвенности, всё, на чём строились отношения в обществе прошлых лет. Они не афишировались, они вызрели внутри общества. И неповторимые слова, произнесённые одним из героев: «Ты мне друг, товарищ и брат». Эхо тех лет, подаренных нашему обществу эпохой социализма.
После лихих девяностых и не лишённых отчаяния, подаренного несостоявшейся перестройкой, восьмидесятых осознание утраченного, а ещё жёстче – затоптанного в грязь либералами, неолибералами социалистической значимости страны, вывело на порог жизни поколение, лишённое памяти, что для будущего развития общества катастрофично. И слова, произнесённые этим поколением, рождённым в девяностых, и пережившими своё двадцатилетие: «А чем нам гордиться? Прошлое отторгнуто, как „поганый совок“». А то, что пришло на смену, не создало идеалов власти – либералы, а затем неолибералы прокляли наше прошлое. Они поторопились, так как не смогли создать значимого настоящего, удел которого – точно так же оказаться на троне проклятия, значимость утраченного нарастает с каждым днём. Нескончаемая череда кризисов, темпы развития страны приближаются к нулевым показателям.
В начале девяностых были только контуры. Сама идея, её суть, обозначилась к середине девяностых, а точнее, в двухтысячных годах. Принято считать, что девяностые были годами иллюзий. Для кого как. Для кого-то – надежды, для кого-то – разочарование. Это от меры понимания сути происходящего оказавшихся в этом водовороте. То, от чего отказались, было до отчаяния понятным. То, что пришло на смену, было сомнительным по сути, отсутствие корневой системы у этого квазикапитализма в тот момент было очевидно, но он образовался, а значит, что-то же было его опорой. Что?!
Такова была окружающая атмосфера, в которой рождалось новое российское телевидение. Надо было точно понять: кто с кем и кто против кого?
Конечно, создавая телевидение, хотелось заниматься только телевидением, но, увы, время лихих девяностых было перенасыщено политикой. Мы не осознавали до конца, что были участниками революции, которая в конечном итоге похоронила социализм, а вместе с ним Советский Союз. И всем нам, вышедшим из плоти как первого, так и второго, непросто было перелицеваться и стать плотью времени. В момент создания ВГТРК я был депутатом Верховного совета России, входил в состав комитета по СМИ, и их независимость и «свобода слова» проходили через меня. Мне было проще моих коллег, так как за двадцать четыре года, пребывая в роли главного редактора всесоюзного журнала «Сельская молодёжь», я прошёл все круги ада, именуемые советской цензурой. И освобождение от неё, а закон о СМИ, едва ли не самый главный закон, принятый Верховным советом России, действительно обозначил новую эпоху существования средств массовой информации, для которых «свобода слова» становится определяющим моментом в жизни СМИ.
Конечно, все мы, кто имел какое-либо отношение к созданию самого закона, как и созданию его атмосферы, в которую этот закон погружался, помимо внутренней радости «наконец свершилось» испытывали чувство тревоги. Не все понимали, что борьба за принятие закона о СМИ, сам факт его принятия подтверждали победу как авторов закона, так и объёмного сверхважного мира журналистики, которому предстоит по нормам этого закона жить и творить. Но то, что принятие закона только начало борьбы, а не этап её завершения, понимало здравое меньшинство. Впереди нетоптаная дорога борьбы по защите закона от любых побуждений его нарушить, а проще говоря, воспрепятствовать власти отказаться от сотворённого закона и вернуть себе право на ограничение норм действия его в интересах правящих возможностей власти.