А вчера уже она удивила подругу своими слезами. От неожиданности та не нашлась, что сказать, лишь молчала, а Алена говорила о Шведове, с которым и было-то всего раз! А вот теперь она страдает его болью, переживает за него: как он там, рядом с убитой горем сестрой. И ждет его звонка – обещал вернуться этим вечером… «Ты и влюбилась? Вот так сразу?» – не веря, спрашивала Нелли. Она лишь пожимала в ответ плечами. А как Алена могла бы ей объяснить, что нет, ни вот и ни сразу, а давно, при первой же встрече что-то произошло с ней. Тогда испугалась она частого биения сердца, подумала даже, не приступ ли, не пора валидол под язык? Но взяв себя в руки, вдруг поймала его взгляд, направленный на ее коленки, сразу же обозлилась, причислив одним махом к бабникам. А позже лишь утвердилась в своем мнении не без помощи дамочек из агентства, которые часто о нем говорили: холостой, богатый, красивый – вот бы… Какую боль она испытала в тот день, когда он привел к ним в офис Ларису, Алена помнит до сих пор. И ведь никто не знал, что девушка – его родная племянница! И в аэропорт она потащилась, стыдно вспомнить… Хотя, уже не стыдно – Виктор признался, что, увидев ее, обрадовался как ребенок и про свою машину тут же соврал. Оказывается, и коленки при первой встрече рассматривал, так как на нее глаза поднять боялся – вдруг да заметит, как растерян он, оглушен стуками своего сердца, как судорожно сжимает похолодевшие пальцы. Не срослось тогда, оба не поняли ничего, испугались… «Не время еще было, видно, Витюша…» – оправдывалась она потом. «Вот я дурак… столько потеряно!» – сокрушался он в ответ, зарываясь в ее волосах лицом и смешно тычась носом в ухо. Алене было щекотно от его горячего дыхания, она терпела, сколько могла, чтобы не рассмеяться, но не отталкивала, боясь спугнуть эту нежную близость. А вскоре уже забывала обо всем, переставая ощущать себя как самостоятельную человеческую единицу, как индивидуума, толком не понимая, что с ней происходит. Только изредка поймав затуманенный его взгляд, почувствовав пальцами влажную кожу его спины, тяжесть тела, понимала: их двое в этом общем безумии – он и она…
Алена несколько раз открыла и закрыла глаза, пошевелила ногой – колено почти не болело – и осторожно оторвала голову от подушки. Убедившись, что все предметы в комнате на своих местах, а не пляшут в хороводе, сунула ноги в тапочки и встала. В офис сегодня ехать придется к началу рабочего дня, утром в пятницу проводили планерку, подводили итоги, строили планы на следующую неделю. Приверженность к строгому порядку советского номенклатурного партийного работника, каким была в прошлом их начальница, являлась поводом для насмешек коллектива, но ослушаться ту никто не торопился.
Душ и легкий завтрак из обезжиренной сметаны с сахаром восстановили ее силы, мысли заработали четко, и первой была вновь тревожная – вечером Виктор так и не позвонил. Словно в ответ на нее телефон мелодично тренькнул, возвещая о принятом сообщении. «Аленка, не дозвонился, буду вечерним рейсом, ты мне очень нужна», – прочла она на экране, открыла список вызовов и поняла, что пропустила его звонок, который так ждала со вчерашнего вечера, когда была в ванной.
В дверь негромко постучали, Алена пошла открывать, догадавшись, что по ту сторону находится Нелли.
– Заходи, чего скребешься? Звонок работает.
– А вдруг спишь… после вчерашнего? – Нелли направилась прямиком на кухню. – Уходишь?
– Минут двадцать еще есть, кофе будешь?
– Нет, спасибо. Вот, думаю с утра к Беркутову в комитет наведаться, что скажет про Шурку?
– Ничего нового. Сегодня привезут его с этой дамой из Ульяновской области.
– Что же он натворил, паршивец? – Нелли, закурив, отошла к окну и открыла форточку. – Вот скажи, Ален, тихий омут – это про Шурку? Это я виновата, что он такой?
– Про Шурку. Но ты не виновата! Что ты себя поедом ешь? Я уверена, не так все страшно. Скорее, видел больше, чем говорит, вот и прячется.
– А баба эта? На десять лет старше! На фига она ему?
– Эй, остановись! У тебя с Морлангом разница еще больше.
– Ну да… это я так, из ревности. Я, на самом деле, вот что хотела спросить. Мне Огорелову звонить? Он отец Шурке!
– Ты себя сначала спроси – что ты от него ждешь? Участия, чтобы поохал? Оно тебе нужно? Или… подожди, ты встретиться с ним хочешь?!
– Нет. Не выдумывай, – слабо отговорилась Нелли, вновь отворачиваясь к окну и затягиваясь сигаретой.
А Алена с удивлением отметила, что вчерашнее пьяное нытье подруги, что ей так плохо в Германии с молодым богатым мужем Морлангом, что она каждый день вспоминает их старую квартиру с потолками в три с половиной метра высотой, неровными полами и газовой колонкой, вовсе не рисовка. Нелькина душа рвалась сюда, где была та любовь к Шуркиному отцу, от которой сносило голову. Она все еще любила Огорелова, со всей его кобелиной сущностью, постоянной сменой любовниц и жен. И на что-то надеялась.
– Нелька, нет! Не возвращайся к прошлому, – она подошла к ней и обняла за плечи. – Огорелов опять женился. В четвертый раз! Его не переделать…