Читаем Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих полностью

XLII. Возвращаясь же к своим произведениям, я должен сказать, что этот превосходительнейший синьор решил осуществить один свой давнишний замысел — расписать Большую залу, — замысел, достойный величия и глубины его духа. Я так и не знаю, подтрунивал ли он надо мною, когда он мне это говорил (думаю, что да, так как он был твердо уверен, что я откажусь), но что он еще при жизни дождется завершения этой росписи, или же у него были другие тайные мысли и мудрейшие соображения — а таковы были все его соображения, — словом, получилось так, что он мне поручил поднять ферму и кровлю на тринадцать локтей выше прежнего, заказать деревянный потолок, его позолотить и сплошь расписать историями, выполненными масляной краской, — задача величайшая, ответственнейшая и превышавшая если не мою смелость, то, во всяком случае, мои силы. Тем не менее, то ли оттого, что доверие этого синьора или его удачливость, во всем ему сопутствовавшая, заставили меня превзойти самого себя, то ли оттого, что заманчивость и своевременность столь прекрасной задачи значительно мне ее облегчили, то ли, наконец (и это я должен был предпослать всему остальному), Господня благодать даровала мне нужные для этого силы, — тем не менее я за эту работу взялся, и все видели, что вопреки ожиданию многих я ее завершил в срок значительно меньший не только мною обещанного и достойного этой задачи, но и того, на который когда-либо рассчитывал я и рассчитывал Его Светлейшее Превосходительство. Он, я уверен, был этим поражен и удовлетворен в высшей степени, так как это отвечало крайней необходимости и самому для него счастливому стечению обстоятельств. Дело в том, что (я хочу, чтобы читатель знал причину такой поспешности) герцогом было уже назначено время для совершения намечавшегося бракосочетания нашего светлейшего князя с дочерью покойного императора и сестрой ныне здравствующего, и потому я счел своим долгом приложить все свои усилия к тому, чтобы можно было получить удовольствие от той залы, которая была главным помещением дворца и в которой должны были происходить все самые важные церемонии. А теперь я предоставляю каждому, кто это видел, будь он причастен этому искусству или нет, вообразить себе количество и разнообразие того, что от меня требовало столь потрясающее и значительное событие, и простить меня, если я при этой спешке оказался не на высоте, изображая столько разных наземных и морских сражений, осажденных городов, орудийных батарей, нападений, стычек, построек городов, государственных совещаний, древних и новых обрядов и множества других вещей, которые, помимо всего прочего, требовали очень много времени для изготовления эскизов, рисунков и картонов. Я уж не говорю об обнаженных телах, в которых и заключается совершенство наших искусств, ни о пейзажах, в которых совершались изображенные мною события и которые я все до одного должен был написать с натуры и на месте; к тому же я изобразил многих полководцев, генералов, солдат и других начальников, участвовавших в походах, мною написанных. Словом, я смело могу утверждать, что я имел возможность изобразить на этом плафоне без малого все то, что человек может помыслить или себе представить: всевозможные тела, лица, одежды, наряды, шлемы, каски, панцири, головные уборы, лошади, сбруи, попоны, все виды артиллерийских орудий, корабли, дожди, снегопады и столько всего другого, что я и не припомню. Но всякий, кто посмотрит на эту работу, легко может себе представить, сколько труда и бессонных ночей я потратил на то, чтобы с величайшим доступным мне старанием написать чуть ли не сорок больших историй, а некоторые из них на квадратных подрамниках в десять локтей, причем с огромнейшими фигурами и во всех возможных манерах. Правда, некоторые из моих молодых учеников мне помогали, но пользу от этого я получал лишь изредка, чаще же всего никакой. Действительно, они прекрасно знают, что мне иной раз приходилось переделывать каждую мелочь и сплошь переписывать всю картину, чтобы она была в одной манере. Итак, говорю я, истории эти были посвящены прошлому Флоренции от ее основания и до сегодняшнего дня, подначальным ей городам, ее победам над неприятелями, покорению других городов и, наконец, началу и концу войны с Пизой — на одной стороне, а на другой также началу и концу войны, но с Сиеной, на первую из которых от ее начала и до победного конца народное правительство потратило четырнадцать лет, в то время как герцог на вторую потратил четырнадцать месяцев. И все это, как мы увидим, — помимо того, что уже написано на плафоне, и того, что еще будет написано на стенах, которые имеют восемьдесят локтей в длину и двадцать в вышину и которые я в настоящее время расписываю фреской, чтобы иметь возможность впоследствии поговорить и о них в упомянутом выше Диалоге[4503]

.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шок новизны
Шок новизны

Легендарная книга знаменитого искусствоведа и арт-критика Роберта Хьюза «Шок новизны» увидела свет в 1980 году. Каждая из восьми ее глав соответствовала серии одноименного документального фильма, подготовленного Робертом Хьюзом в сотрудничестве с телеканалом Би-би-си и с большим успехом представленного телезрителям в том же 1980 году.В книге Хьюза искусство, начиная с авангардных течений конца XIX века, предстает в тесной взаимосвязи с окружающей действительностью, укоренено в историю. Автор демонстрирует, насколько значимым опыт эпохи оказывается для искусства эпохи модернизма и как для многих ключевых направлений искусства XX века поиск выразительных средств в попытке описать этот опыт оказывается главной созидающей и движущей силой. Изобретательность, с которой Роберт Хьюз умеет транслировать это читателю с помощью умело подобранного примера, хорошо продуманной фразы – сердце успеха этой книги.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роберт Хьюз

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство
Изображение. Курс лекций
Изображение. Курс лекций

Книга Михаила Ямпольского — запись курса лекций, прочитанного в Нью-Йоркском университете, а затем в несколько сокращенном виде повторенного в Москве в «Манеже». Курс предлагает широкий взгляд на проблему изображения в природе и культуре, понимаемого как фундаментальный антропологический феномен. Исследуется роль зрения в эволюции жизни, а затем в становлении человеческой культуры. Рассматривается возникновение изобразительного пространства, дифференциация фона и фигуры, смысл линии (в том числе в лабиринтных изображениях), ставится вопрос о возникновении формы как стабилизирующей значение тотальности. Особое внимание уделено физиологии зрения в связи со становлением изобразительного искусства, дифференциацией жанров западной живописи (пейзажа, натюрморта, портрета).Книга имеет мало аналогов по масштабу охвата материала и предназначена не только студентам и аспирантам, но и всем интересующимся антропологией зрения.

Михаил Бениаминович Ямпольский

Искусствоведение / Проза / Русская классическая проза