Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Когда я закончил этот образ, святые отцы решили, что я должен написать на стене фрески с предназначенными для нее историями, поэтому над дверью я написал изображение самой пустыни, с одной стороны от нее св. Ромуальда рядом с тем венецианским дожем, который был святым человеком, а с другой — видение, которое имел Ромуальд на том месте, где он построил свою пустыню. Все это я украсил всякими фантазиями, гротесками и другими узорами, которые можно там увидеть. По окончании работы они приказали мне вернуться на следующее лето для написания образа главного алтаря.

XIII. Между тем помянутый выше дон Миньято Питти, состоявший в то время визитатором всех монастырей ордена Монте Оливето, увидел написанный мною образ в Монте Сан Совино, а также мои работы в Камальдоли и, посетив в Болонье флорентинца дона Филиппо Серральи, аббата монастыря Сан Микеле ин Боско, сказал ему, что, по его мнению, только мне, и никому другому, следовало заказать намеченную роспись трапезной в этой честной обители. Поэтому, направившись в Болонью, я за это и взялся, хотя работа предстояла большая и ответственная. Однако прежде всего мне захотелось осмотреть все самые знаменитые произведения живописи болонских и других мастеров, какие только были в Болонье. Заказанная мне живописная работа для торцовой стены этой трапезной распадалась на три картины. На одной надо было изобразить, как Авраам в Мамврийской долине готовит трапезу для ангелов, на второй — как Христос в доме Марии Магдалины и Марфы, беседуя с последней, говорит ей, что Мария избрала благую часть, а на третьей — как св. Григорий, делящий трапезу с двенадцатью нищими, узнает среди них Христа. Приступив к работе, я все же начал с последней и, дабы иметь возможность включить в нее тамошних святых отцов согласно их желанию, я изобразил св. Григория сидящим за трапезой в монастыре с прислуживающими ему белыми монахами этого ордена. Кроме того, фигуре этого святого первосвященника я придал обличье папы Климента VII, а вокруг него, в числе многочисленных синьоров, посланников, князей и иных особ, смотрящих, как он вкушает пищу, я изобразил герцога Алессандро в память о тех благодеяниях и милостях, которые я от него получал, и о том, кем он был, и с ним многих моих друзей. А среди тех, кто прислуживает на трапезе нищих, я написал портреты тех монахов этой обители, с которыми я подружился, а также мне незнакомых, но меня обслуживавших, как то: раздатчика милостыни, келаря и других им подобных, не говоря об аббате Серральо, о самом генерале ордена доне Чиприано из Вероны и о Бентивольо. С натуры же я написал и облачение этого первосвященника, изобразив бархат, парчу и другие золотые и шелковые ткани самого различного вида. Околичности же, как то: сосуды, животных и прочее, я поручил Кристофано из Борго, как о том говорилось в его жизнеописании. Во второй истории я старался написать головы, одежды и постройки так, чтобы они не только отличались от тех, что были изображены на первой, но и по возможности выявляли чувства Христа, наставляющего Магдалину, преданность и хлопотливость Марфы, готовящей пиршество, но обижающейся на то, что сестра ее оставила одну, возложив на нее столько трудов и забот, не говоря уже о внимании апостолов и о многом другом, что следовало учесть в этой картине. Что же касается третьей истории, то я изобразил трех ангелов (сам не знаю, как это мне удалось) в небесном сиянии, которое они как бы излучают в то время, как их окружают солнечные лучи, падающие на них через облако. Старик Авраам склонился перед одним из трех ангелов, хотя видит он всех трех, между тем как Сара смеется при мысли о том, что, быть может, сие явление и есть то, что ей было обетовано, Агарь же с Измаилом на руках покидает обитель. Это же сияние освещает прислужников, и некоторые из них, будучи не в силах вынести его яркость, рукой защищают глаза и пытаются от него укрыться. А так как резкие тени и светлые блики придают живописи большую силу, то благодаря разнообразию изображенных предметов эта история обладает гораздо большей рельефностью, чем обе предыдущие, и производит совершенно иное впечатление благодаря разнице в колорите. О, если бы мне всегда удавалось осуществлять свой замысел так, как я и в то время, и ныне к тому стремился при помощи все новых и новых вымыслов и фантазий, не останавливаясь ни перед усталостью, ни перед трудностями, которые передо мною ставило искусство!