Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

Она долго и много рассказывала ему. Она говорила ему о своем младенчестве, о том как из неё хотели сделать жрицу и т. п. Данглад оставил её на половине рассказа.

* * *

Сам Геркулес уснул на груди Омфалы. Когда поднялась завеса дня, Данглад заснул в объятиях Чианг-Гоа. Когда он открыл глаза, он был один. Он взглянул на свои часы: было четыре часа.

Самый смышлёный имеет свою слабую сторону. Слабая сторона Данглада заключалась в самолюбии.

«Без сомнения, говорил он самому себе, д’Ассеньяк еще спит теперь, где-нибудь в этом доме… Если б я мог раньше его вернуться домой, это избавило бы меня от необходимости лгать».

Рассуждая таким образом, Данглад соскочил с постели, и стал одеваться, когда вошла молодая японка, при виде которой он не мог удержаться от улыбки, вспомнив, что быть может эта та самая Чианг-Гоа, с которой его друг разделял наслаждения ночи, и которая снова принялась за занятия служанки.

– После всего, спасает вера! – заключил Данглад.

Он последовал за служанкой, которая, как он полагал, имела приказание проводить его к госпоже. На самом деле Чианг-Гоа дожидалась его на одной из террас, уставленной цветами, с которой открывался вид на бухту Иеддо.

Вследствие поэтической фантазии, ради прощания с тем, с кем она говорила о своей родной стране, Чианг-Гоа надела свой отечественный костюм. Он созерцал её в восхищении. В этом китайском костюме, с кокетливо нескромным корсажем, – то была новая женщина.

– Вы хотите, чтоб я сожалел о вас? – сказал он.

– Я хочу, чтоб вы не так скоро забыли обо мне.

С минуту они оставались задумчивыми и безмолвными; наконец сорвав, ветку жимолости, она подала её ему и сказала:

– Возьмите. И если я не покажусь вам очень требовательной, то взамен этого цветка, как воспоминание обо мне, вы мне дадите, как воспоминание о вас.

– Что?

– Это…

Она глядела на перстень, совершенно простой, который Данглад носил на мизинце левой руки. То также было воспоминанием, – подарок его первой любовницы.

Но разве можно было отказать?

И кольцо, данное парижанкой, перешло на руку Чианг-Гоа.

– Благодарю, – радостно сказала она и добавила: – я не советую вам быть скромным относительно происшествий этой ночи… Я вам только говорю, что если некоторые из вельмож Иеддо могли бы подумать, что они были мною обмануты, – завтра я была бы мёртвой.

– Не бойтесь! – живо возразил Данглад. – Даже мой друг ничего не узнает. И именно потому я хочу раньше него оставить ваш дом. Встретив меня уже в квартире, он не подумает, что…

– Вы провели ночь со мною. Я предвидела ваше желание и распорядилась так, чтоб г-н д’Ассеньяк проспал долее вашего.

Данглад сделал движение беспокойства…

– О! – продолжала Чианг-Гоа, – моё средство вовсе неопасно. То просто аромат, который сожгли в его комнате. Как только откроют окно, – аромат улетучится, и он проснется без страданий. Прощайте же! Когда вы оставляете Иеддо?

– Дня через три или четыре.

– Через три или четыре дня! Мы могли бы, если б вы желали… но за мной шпионят… я боюсь…

– Нет!.. Нет!.. Ночь, подобная нынешней не повторится!.. Прощай навсегда, Чианг-Гоа.

– Навсегда? Кто знает?..

– Как?..

– Глупость! Не придавай значения моим словам!.. Прощай!.. Я люблю тебя! – послышался последний поцелуй, заглушивший эти слова.

Готовясь уйти, Данглад был остановлен мыслью о том, платить или не платить пятьсот франков. Платить могло быть неловко: она отдалась ему по любви. Не платить – тоже. Он отыскал середину: уходя, он бросил служанке кошелек с золотом, сказав:

– Возьми, милая, и купи себе безделушек.

Копия вскрикнула от радости.

Модель поблагодарила нежной улыбкой.

Вскоре д’Ассеньяк и Данглад возвратились во Францию. Когда они уезжали из Иеддо, три вздоха вылетели из трех грудей. Эти вздохи были вздохами воспоминаний. Д’Ассеньяк и сэр Гунчтон вспоминали о куртизанке; Данглад – о женщине.

ЭПИЛОГ

Всё это происходило в 1863 году.

В 1867 году Эдуард Данглад получил записку. Податель ожидал ответа. Наскучив беспокойством, Данглад быстро сломал печать. Но едва он прочел подпись, как выражение нетерпения сменилось невыразимым удивлением. Письмо было от Чианг-Гоа.

Чианг-Гоа была в Париже!.. Она жила в большом отеле.

Вот содержание письма, написанного по-английски: