Адвокат и его подруга повиновались. Пастух провел их в сад, находившийся сзади его хижины, под громадную сень виноградников. Посреди виноградника, в большом ящике находилось волшебное зеркало, сделанное из лавы, в металлической рамке. Лизандр сел на землю, поставив зеркало себе на колена, пред своими посетителями и приказав им молчать, начал свое колдовство произнесением вслух нескольких слов на непонятном языке.
Вакха и Гиперид смотрели в зеркало, безмолвные и неподвижные. Она – потому, что верила в искусство волшебника; он – потому, что не хотел услыхать упрека в том, что был помехой волшебным чарам.
Прошло несколько минут и ничего необыкновенного не случилось. Адвокат начинал утомляться своим долгим вниманием.
Но вдруг глухой гнев Гиперида уступил место живому удивлению. В центре черного стекла появилось белое пятно, которое все увеличивалось и приняло форму женщины, в которой нельзя было не узнать Фрины. Да, то была Фрина во всем блеске своей красоты, такая, какой она явилась на празднике Нептуна восхищенному народу, совершенно обнаженной…
Гиперид и Вакха вскрикнули в одно и тоже время ж в одно же время они обернулись, как будто под влиянием той мысли, что изображение, явившееся им в зеркале, было воспроизведение самой Фрины, пришедшей тайком за своим любовником.
Но образца не было, и когда Адвокат и куртизанка снова взглянули в зеркало, изображение исчезло.
Но что это значило? Гиперид просил у Лизандра совета, как спасти Фрину от жестокой опасности, а Лизандр показал ему обнаженную Фрину. К чему? Какой смысл заключался в этом явлении?..
Тщетно адвокат допрашивал пастуха; он уже положил зеркало в ящик и на все вопросы неизменно отвечал:
– Она прекрасна! Фрина восхитительно прекрасна!
Гиперид и Вакха возвратились в город, оба изумленные видением, и оба не понимали, какую пользу можно извлечь из этого колдовства.
На другой день Фрина явилась пред судилищем.
Главным обвинителем, как мы сказали, явился Евтихий, обвинявший Фрину в оскорблении величия праздника Цереры; кроме этого, очень важного, обвинения Евтихий развил пред судилищем и другое…
Он говорил, что Фрина, не довольствуясь оскорблением установленного культа, хотела ввести в государство поклонение новым богам.
– Я доказал вам, – говорил он, оканчивая речь,– нечестие Фрины, бесстыдно предающейся оргиям, на которых присутствуют мужчины и женщины, обо– боготворящие
Гиперид возражал Евтихию.
Он прежде всего настаивал на том, что поведение Фрины гораздо выше поведения других женщин из того же класса, что она не могла обращать в смешное – уважаемые всеми церемонии, и никогда не думала вводить нового культа. Речь была красноречива, но она не убедила судей, не смотря на заключение, в котором Гиперид вдохновенно воскликнул, что вся Греция будет рукоплескать оправдательному вердикту, постоянно повторяя: «Слава вам, что вы пощадили Фрину»! Не смотря на остроумное сравнение Евтихия с жабой, вызвавшее улыбку лицах некоторых из судей, большинство Гелиастов имело во взглядах, в самом положении нечто угрожающее.
Гиперид не ошибался.
«Что сделать, чтоб убедить их? – думал он, испуганный этими пагубными признаками.– Что делать?
И чтоб рассеять зародившееся беспокойство; молодой адвокат, как будто отирая лоб закрыл лицо платком.
Вдруг он вздрогнул при одном воспоминании.
– О! да будет благословен гиметский пастух!– Его совет под видом изображения совершенно обнаженной Фрины, только сей час был понят Гиперидом. В зале раздавался глухой шум, произведенный разговорами судей.
Гиперид величественным движением руки заставил их замолкнуть. И обернувшись к обвиняемой, сидевшей около него на скамьё, сказал ей:
– Встань, Фрина.
Затем, обратившись к Гелиастам, проговорил:
– Благородные судьи, я еще не окончил своей pечи! Нет! Еще осталось заключение, и я заключу так: посмотрите, смотрите все, поклонники Афродиты,– а потом приговорите, если осмелитесь, к смерти ту, которую сама Венера признала бы сестрою…
Говоря эти слова, Гиперид быстро сбросил с Фрины все одежды и обнажил пред глазами всех прелести куртизанки.
Крик восторга вылетел из груди двухсот судей.
Фрина перед ареопагом. Фрагмент картины Ж.Л. Жерома. 1861 г.
Охваченные суеверным ужасом, но еще более восхищенные удивительной красотой, предстоявшей перед ними,– сладострастно округленною шеей, свежестью и блеском, тела,– гелиасты, как один человек, провозгласили невинность Фрины.
Афинские куртизанки все явились к Фрине с поздравлениями.