Жнец

Марони улыбнулся, его губы скривились. Он был доволен, ублюдок. Не говоря ни слова, он поднял руку, опершись локтем о сиденье, и указал на своих людей. Подошел борец в костюме.

— Проверь ее, — приказал Марони.

Пульс Мораны начал биться чаще.

Охранник двинулся к ней, его глаза блестели, губы скривились в легкой ухмылке.

— Ты серьезно, отец? — Данте фыркнул

напряженным голосом. — Даже дети ходят здесь с оружием, ради бога.

— Они не являются потомками Габриэля Виталио, не так ли? — ответил Марони, пристально глядя на нее. — Надеюсь, ты не против, дорогая Морана. Пока я не доверяю тебе, если хочешь жить на территории с моей семьей, тебя нельзя быть вооруженной.

Это не годится. Точно нет. Охранник остановился перед ней, протянув свою большую руку прямо к ее груди. Морана собралась, стиснув зубы.

Годы прикосновений за отцовским столом дали ей силы не перерезать этому мужчине горло и заставить его подавиться собственным языком.

Он смотрел на нее этими жуткими глазами,

выглядевшими слишком взволнованными для простого обыскивания тела. Его рука была почти на ней, когда неожиданно пальцы сомкнулись на его запястье.

Хотя Морана знала другую руку как свою

собственную, она повернула шею. Ее взгляд следил за сильной хваткой, сухожилиями на его предплечьях, намеком на его татуировку, венами и скованными мышцами прямо до его лица.

Глаза Тристана Кейна были спокойными и

крепко держались за охранника, который смотрел на него в ответ, враждебность хлынула от него волнами.

Морана нахмурилась, почувствовав какую-то давнюю историю между ними. Охранник потянул его за руку.

Хватка Тристана Кейна согнулась, но не ослабла, ее сила поразила ее. Он держал в руках крупного мужчину, который, казалось, прилагал значительные усилия, чтобы освободиться.

— Прикоснись к ней без разрешения снова, — так тихо заявил Тристан Кейн, что удар ударил его сильнее, и от этого голоса виски и греха по спине пробежали мурашки совершенно иного рода, — И я сломаю тебя.

В комнате стало совершенно тихо.

Морана посмотрела на других охранников,

чтобы увидеть большинство из них с руками на ружьях, затем на Марони, который пристально

наблюдал за Тристаном Кейном.

— Интересно, — пробормотал он, и на его лице появилась улыбка, которая ей совсем не понравилась.

Тристан Кейн отпустил охранника и повернулся к ней лицом, давая Марони и его головорезам свою спину движением, которое показало как его полную уверенность в их неспособности причинить ему вред, так и его веру в Данте, который будет следить за его спиной. Это было неожиданно. По понятным причинам она не думала, что он подойдет к ней где-нибудь рядом, чтобы Марони мог наблюдать. То, что он был не только близок к этому, но и почти щеголял этим в лице пожилого мужчины, застало ее врасплох.

Морана сглотнула, запрокинув голову, пойманная этими голубыми глазами. Он поднял руки в молчаливом вопросе, и она кивнула, давая ему разрешение. Не отрывая глаз от нее, он положил руки ей на плечи, впервые коснувшись ее. Ее грудь тяжело вздохнула. Его прикосновение оставалось легким, когда он скользнул рукой к ее спине, пробегая по ее спине. Ее тело выгнулось, грудь коснулась его торса, прежде чем она смогла контролировать реакцию, осознавая, что на них смотрят многие глаза.

Покончив с ее торсом, он опустился на одно

колено. Прикусив щеку изнутри, она посмотрела вниз. Его большие руки скользили по ее бедрам, заставляя сердце биться по всему телу. Его руки опустились и коснулись ее лодыжки под подолом

длинной юбки.

У нее перехватило дыхание, когда она сжала

руки в кулаки, чтобы они не коснулись его волос, во рту покалывало вспомнившееся ощущение

обжигания ее кожи, когда он ее целовал. Она увидела ответный жар в его глазах, когда его руки заскользили по ее икрам, его грубые пальцы ласкали ее кожу впервые в комнате, полной мафиози. Но это подходило, учитывая, что они впервые были в ресторане с мафией, за дверью которого стояли мафиози.

Его руки остановились на ее колене, его глаза

расплавились. Она сделала глубокий вдох. Он точно знал, где находятся ее ножи, с тех пор, как вошел в комнату. Он мог бы проверить ее поверх юбки. Тем не менее, он встал на колено и положил руки прямо на ее кожу, ни разу не приподняв подол ее юбки от пола.

Она не забыла, что он делал. Это было заявление всем мужчинам в комнате, женщине, которая пыталась потребовать его, и самой Моране. Это было заявление громкое и ясное.

Она была его.

Сжимая грудь, она смотрела на него, на его глаза, осознавая каждого мужчину в комнате, но совершенно не обращая внимания на других, чувствуя, как его рука медленно поднимается к внутренней стороне ее беде, движение, столь интимное, как будто они делали это тысячу раз раньше. Она почувствовала, как его руки нашли ее лезвия, и почувствовала, как он искусно вытащил их, тот самый нож, который она держала за его спину в этом самом доме в ту первую ночь.

Воздух между ними сгустился. Ее клитор

запульсировал. И если коснётся на дюйм выше, он почувствует, какая она мокрая, прямо посреди этой комнаты, только для него. Он мог это сделать. Никто не увидит и не заметит.