Жнец

Если держать его при себе, она будет чувствовать себя в большей безопасности, другого оружия у нее не было, и если ее обыщут снова, она потеряет его. Как бы ей это ни было больно, ей придется оставить это спрятанным в самой комнате.

Расчесав волосы, она осторожно нанесла

консилер, чтобы скрыть несколько синяков, оставшихся после ночи на кладбище. После этого нанесла тушь и накрасила губы кроваво-красным.

Однажды она совершила ошибку, оказавшись в особняке неподготовленной, больше она этого не сделает. Ей не нравилась неуверенность, которая покачивалась головой при виде красивых женщин, особенно когда одна из них смотрела на её мужчину. Ее мужчину?

Рука, держащая помаду, внезапно остановилась и зависла в воздухе, когда она смотрела на себя в зеркало, ее сердце сильно колотилось.

Ее мужчина. Откуда это вообще взялось? У них не было таких отношений, и она сомневалась, что они когда-нибудь будут. Хотя она была его задолго до того, как узнала его. Хотя он почти забирал ее маленькими, тонкими способами в течение двух недель. Хотя он впервые прикоснулся к ней как знак ее принадлежности к нему (как бы

архаично это ни звучало).

Ее глаза закрылись, вспомнив ощущение его

грубых мозолистых пальцев, поднимающихся по ее бедрам. Выдохни. Ее кожа покрылась мурашками, восхитительная дрожь пробежала по ее спине. Она была его. К настоящему времени, наверное, все в мафии знали. Она знала. Но был ли он ее мужчиной?

Она снова вдохнула и вернулась к губам,

внимательно изучая собственное лицо. Она определенно была достаточно хорошенькой. Хотя и не так красива, как Кьяра Манчини. Но имело ли это значение? Этого никогда не будет достаточно, для нее. Ей всегда было комфортно в своей шкуре, в основном потому, что она любила свой ум и подавленное остроумие, которые ждали подходящего человека, чтобы ответить. Вот почему она тоже не думала, что для него это имеет значение.

Она вспомнила, как он просто так крепко тряхнул головой, когда Кьяра была вокруг него, и ее губы растянулись в улыбке. Блядь да, он был ее. Каким бы диким он ни был, изуродованным и ублюдком, каким бы он ни был, он был ее. И удачи всем, кто пытался встать между этим.

Чувствуя, как сила этого принятия

просачивается в ее поры, Морана в последний раз причесала ее волосы пальцами, одела золотые каблуки и открыла дверь только для того, чтобы столкнуться лицом к лицу с дьяволицей. Кьяра Манчини. Интересно.

Другая женщина, ошеломляющая в красном

платье с запахом, которое показывало ее декольте как раз в нужном количестве, одарила Морану фальшивой улыбкой, как ее ресницы. Морана даже не беспокоилась.

— Надеюсь, ты хорошо устроилась, — спросила Кьяра низким и мягким голосом.

Морана могла понять, почему мужчины,

которые не смотрят на внутренний мир, падают с головой на эту женщину. К счастью, ей не хватало необходимых частей тела, чтобы быть мелким

сыщиком.

— Я уверена, что ты пришла сюда не для того, чтобы спросить меня, как у меня дела, миссис Манчини, — сказала Морана самым сухим голосом.

— О, это миссис, не так ли? — она невинно моргнула, зная, что попала в точку, когда лицо другой женщины напряглось.

— Да, я замужем за двоюродным братом Лоренцо, — тихо проговорила она. — Не самый идеальный брак. Не тогда, когда толпа слушает, как женщина обвиняет своего мужа в изнасиловании?

Она не лгала. Морана увидела это в ее глазах, и ее сердце, каким бы твердым оно ни было, смягчилось.

— Мне жаль.

Что еще она могла сказать? Некоторым мужчинам разрешили быть монстрами.

Кьяра явно отбросила все мысли, которые

мучили ее, и снова сосредоточилась на Моране.

— Мне не нужны твои сожаления. Я хочу, чтобы ты держалась подальше от Данте и Тристана.

Морана склонила голову набок, снова напрягаясь, несмотря на то, что сострадание

сохранялось.

— А зачем мне делать то, что ты хочешь?

Кьяра сделала шаг вперед, ее рука хлопнула

дверью, ее глаза сердились на нее.

— Потому что они хорошие и не заслуживают той дерьмовой бури, которую ты устроила, принцесса. Никто из них. Особенно Тристан.

Морана почувствовала, как сжался ее живот.

— Что ты знаешь о том, чего он заслуживает?

Кьяра улыбнулась.

— Я знаю, что он трахал меня регулярно почти два года, а Тристан, не делает этого регулярно.

Огонь. Другого слова не было для того, что

распространялось через ее грудь, разъедая ее внутренности. Она чувствовала, как огонь пробегает по ее шее, щекам и, наконец, в глазах появляется туман. Но она не могла позволить этому проявиться, не могла позволить этому повлиять на нее.

И это было больно. Действительно больно. Не то чтобы он спал с этой женщиной, а то, что он делал это регулярно. Потому что это подразумевало, что она что-то для него значила. Эмоционально. И это нахрен горело.

Годы практики пригодились, Морана

сохранила самообладание, даже не позволяя пальцам согнуться в ладони, и улыбнулась другой женщине.

— Трахал. Прошедшее время, миссис Манчини. Но я настоящее и обозримое будущее.

Улыбка Кьяры дрогнула.

— Он вернется ко мне.

— Может быть, — пожала плечами Морана. А потом она наклонилась ближе. — А может, я

уничтожу кого-нибудь другого ради него.