Жуков

«Зачем, почему?» — все задавался вопросом Жуков, сидя в стремительно несущемся по улицам Москвы ЗИС-101. Подтянутый командир, встретивший на вокзале, только и доложил — нарком ждет! В приемной огорошили вестью: чемодан для дальней поездки готовится!

К. Е. Ворошилов встретил посередине кабинета, справился о здоровье и тут же перешел к делу:

— Японские войска внезапно вторглись в пределы дружественной нам Монголии, которую Советское правительство договором от 12 марта 1936 года обязалось защищать от внешней агрессии. Вот карта вторжения с обстановкой на 30 мая.

Жуков посмотрел на карту. Да, вражеские войска уже углубились на территорию Монголии восточнее реки Халхин-Гол. Молнией пронеслась мысль — идут бои, но почему спрашивают его?

Он не. мог знать, что накануне, 1 июня, у Ворошилова состоялось совещание. Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза В. М. Шапошников доложил обстановку на Халхин-Голе. Складывались дела неважно. Что делать? Ворошилов почему-то выдавил из себя: «Для руководства боевыми действиями там больше бы подошел хороший кавалерийский начальник». Поговорили, и как-то всплыла кандидатура Жукова, выяснилось, что руководство Генерального штаба высоко ценило его как подготовленного и думающего военачальника. Ворошилов ухватился за авторитетное предложение Генштаба.

С этим Ворошилов отправился к Сталину, у которого были С. К. Тимошенко и секретарь ЦК КП (б) Белоруссии П. К. Пономаренко. Ворошилов понимал, что Сталин, недовольный положением у Халхин-Гола, наверняка обрушится на него. Так и получилось. Нужен новый командующий!

Вмешался Тимошенко, предложивший «командира кавалерийского корпуса Жукова». Сталин задумчиво несколько раз повторил фамилию, которая ему ничего не говорила. Ворошилов подсказал:

— Тот самый Жуков, который прислал телеграмму из Белоруссии в тридцать восьмом, протестуя против несправедливого привлечения к партийной ответственности.

— Чем дело кончилось? — вяло поинтересовался Сталин.

— Ничем, — ответил Ворошилов. — Оснований для разбора и соответствующих выводов не оказалось.

Пономаренко добавил, что Жуков прекрасный командир. Договорились — отправить Г. К. Жукова на Халхин-Гол.

И вот собранный, сосредоточенный «хороший кавалерийский начальник», набычившись, изучал карту перед наркомом.

Голос Ворошилова вывел из задумчивости:

— Затеяна серьезная военная авантюра. Можете ли вылететь туда немедленно и, если потребуется, принять на себя командование войсками?

Выпрямившись, Жуков доложил — готов вылететь «сию же минуту». Последние напутствия в Генеральном штабе, главное — разобраться наконец в происходившем у Халхин-Гола и доложить предложения о дальнейших действиях.

Вечером Георгий Константинович набросал прощальное письмо домой:

«Милый Шурик!

Сегодня был у наркома. Принял исключительно хорошо. Еду в продолжительную командировку. Нарком сказал: заряжаться надо примерно на 3 месяца.

К тебе у меня просьба такая: во-первых, не поддавайся хныканию, держись стойко и с достоинством, постарайся с честью перенести неприятную разлуку.

Учти, родная, что мне предстоит очень тяжелая и ответственная работа, и я, как член партии, командир РККА, должен ее выполнить с честью и образцово. Ты же меня знаешь, что я плохо выполнять службу не приучен, но для этого мне нужно быть спокойному за тебя и дочурок. Я тебя прошу это спокойствие мне создать. Напряги все свои силы, но этого добейся, иначе ты не можешь считать меня своим другом жизни. Что касается меня, то будь спокойна на 100 процентов.

Ты меня крепко напоследок обидела своими слезами. Ну что ж, понимаю, тебе тоже тяжело.

Целую тебя крепко, крепко. Целую моих милых дочурок.

Ваш Жорж».

В 16.00 2 июня самолет Жукова поднялся с Центрального аэродрома Москвы. Под крылом мелькнул Ленинградский проспект, чаша стадиона «Динамо». Курс на восток.

Предстояло более двух суток полета с ночевками на советской земле. Жуков напряженно обдумывал, что его ждет в месте назначения в монгольском городе Тамцак-Булак. Скоро он увидит все своими глазами — бескрайняя степь, в которой у летного поля, исчерченного колесами самолетов и автомашин, несколько десятков юрт, среди которых терялись считанные глинобитные здания. Город!

НАКАНУНЕ

У солдата, спешившего на войну, надо думать, и мысли были солдатские — как лучше выполнить свой воинский долг. Ему суждено было с блеском исполнить его там, на далекой восточной границе Монголии, но едва ли комдив мог предполагать последствия своей будущей победы — умелым применением ограниченной военной силы разрубил гордиев узел всей международной политики.

По необходимости он сосредоточил все внимание на карте театра военных действий, которую все изучал и изучал в самолете. А что за ее обрезом? Жуков не мог знать в деталях этого, как и не знали его современники. Только годы спустя прояснилось…