Жуков

На нас внезапно навалилась грохочущая гадина — вооруженные до зубов, отлично обученные танковые дивизии, укомплектованные молодыми убийцами, напичканными дремучим фашистским бредом о расовом «превосходстве». Хотя наступавшая группа германских войск превосходила по силам то, что могли поспешно собрать и бросить против нее Жуков и Кирпонос, под натиском наших танкистов она остановилась, а кое-где и попятилась. Понеслись просьбы о помощи высшему командованию вермахта, ряд немецких дивизий был повернут против наших механизированных корпусов» На пополнение Клейсту пришли сотни танков! Гальдер, занимавший пост, аналогичный посту Г. К. Жукова, начальника генерального штаба по ту сторону фронта, отмечает в дневнике 26 июня: «У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина». Указав на «значительные потери» гитлеровских войск, он неожиданно заканчивает: «Будем уповать на бога». На следующий день он записывает: «Русское командование на Украине (следует отдать ему должное, оно действует хорошо и энергично)».

Так писал Гальдер уже в первые дни войны о сражении, управление которым осуществлял Жуков как представитель Ставки Главного командования. Ему приходилось направлять, поправлять и рекомендовать по самым разнообразным вопросам. А они были порой неожиданными для кадрового военного, во всяком случае, теоретически не входили в компетенцию генерала армии. В ответ, например, на утверждение одного из командующих, что тяжелые танки КВ с 152-миллиметровыми орудиями стоят без снарядов, Жуков разъясняет: «152-миллиметровые орудия КВ стреляют снарядами 09–30 г.г., поэтому прикажите немедля выдать бетонобойные снаряды 09–30 г.г. и пустить их в ход. Будете лупить танки противника вовсю». Приходилось вмешиваться даже в подбор боеприпасов к орудиям!

В этом исполинском приграничном танковом сражении враг нередко терпел поражения и нес урон в ожесточенных схватках. Обстановка стремительно менялась, иной раз гитлеровцы, пришедшие победителями из Европы, бежали от советских танков на десятки километров.

Дважды Герой Советского Союза генерал-полковник танковых войск В. С. Архипов в то время был капитаном, командиром разведывательного батальона танковой дивизии. С наступлением темноты его танкисты обрушились на вражескую колонну. В эту огненную ночь наши танкисты расстреляли и раздавили множество вражеских машин и легких танков.

Рассвело. Броня советских танков Т-34 почернела от сажи. Архипову доложили, что «раненый немецкий офицер-танкист просит позвать «руссиш командир». Он был очень плох, говорил как в бреду. Он сказал, что русский танкист таранил его танк. Я видел сороковой во Франции — разве это война? Он видел русскую пехоту под Сокалем. Как она шла в штыковую атаку! Вот это — война! Так он говорил, а переводчик пересказывал нам, и было немного странно слушать этот панегирик из уст умирающего врага на раннем июньском рассвете, в чаду горящих бензовозов».

В этих боях было захвачено немало пленных. «Пленные, — заканчивает Архипов, — как правило, спешили заявить, что не принадлежат к национал-социалистам, и очень охотно давали показания. Подобное психологическое состояние гитлеровских войск, подавленность и панику наблюдать мне довелось очень и очень не скоро — только после Сталинграда и Курской битвы». Таковы были первые последствия контрудара, подготовленного Жуковым, для настроения гитлеровских вояк.

Баграмян вспоминает об одной из встреч с Жуковым, только что вернувшимся из войск в эти невеселые дни: «Начальник Генерального штаба был хмур. Oн молча кивнул в ответ на мое приветствие; из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много времени уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия. Такой главной угрозой являются танковые и моторизованные группировки противника, глубоко вклинившиеся в глубь нашей обороны. Поэтому основные силы фронта при поддержке всей авиации должны быть брошены именно на эти направления. Только так можно добиться перелома в ходе пограничного сражения».

Но. перелома не случилось, хромало взаимодействие и управление войск, подводила связь, неважно была организована разведка. Жуков надеялся выправить положение. Его кипучую деятельность прервал 26 июня вызов, в Москву. Сталин просил немедленно вернуться — «на Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску». Когда в этот день он вылетал в Москву, враг так и не добился оперативного прорыва советского фронта. Это случилось уже 28 июня.

Впоследствии, возвращаясь к этим дням, Г. К. Жуков требовал от историков «детально разобрать» это сражение, ибо «в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву».