Жуков

Приказ Гитлера был отдан во исполнение первоначального замысла плана «Барбаросса»: по достижении рубежа Днепра танковые группы Гота и Гудериана расходятся налево и направо от оси Минск — Москва. Гот должен помогать группе армий «Север» в захвате Ленинграда, а Гудериан принять участие в овладении Украиной.

В Москве согласились с анализом Жукова, гем более что в Генштабе тоже пришли к аналогичным выводам. В ответ на его доклад 19 августа из Ставки в тот же день сообщили: «Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону Чернигова, Конотопа, Прилук считаем правильными». Жуков предлагал создать в этом районе сильную группировку (в том числе не менее тысячи танков) и нанести удар во фланг Гудериана с юго-запада вместе с ударом с востока вновь организованного Брянского фронта. Следовательно, подрубить с обеих сторон клин Гудериана, устремившийся в тыл Юго-Западному фронту.

Все так. Только откуда взять тысячу танков? Жуков думал создать эту группировку за счет Закавказского округа и еще 300 танков взять с Дальнего Востока. Но это требовало времени, которого не оказалось.

Ставка, однако, сочла в основном достаточными действия Брянского фронта, созданного еще 14 августа. Назначенный его командующим генерал А. И. Еременко заверил Сталина, что «в ближайшие дни безусловно» разгромит Гудериана.

— Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях, — заметил Сталин, выслушав заверения Еременко.

20 августа Еременко докладывал в Ставку: «Я очень благодарен Вам, товарищ Сталин, за то, что Вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную Вами, выполнить, то есть разбить. У меня к Вам больше вопросов нет…»

Брянскому фронту были направлены подкрепления. Однако, несмотря на громкие заверения командующего (Жуков скажет «несерьезные заявления»), войска Брянского фронта не смогли выполнить эту задачу: танковая группа Гудериана прорвалась на юг и вышла в глубокий тыл Юго-Западного фронта.

Жуков в эти дни руководил наступлением на Ельню.

21 августа он докладывает Сталину: «К 20.8.41. частям 24А Резервного фронта в районе Ельня не удалось окружить и уничтожить немецкие части…

За 10 дней операции я был во всех дивизиях и на местности лично разобрался с условиями ведения боя и как ведут себя части. Бойцы и командиры держат себя в большинстве хорошо. Потерь не боятся и уже научились технике и тактике уничтожения противника, но все части очень малочисленны и переутомлены от наступательных действий и огня противника».

Жуков просит пополнений, а также прервать «общее наступление» до 24 августа; 25 августа — возобновить атаки. Ставка согласилась. За эти несколько дней войска привели себя в порядок, а когда операция возобновилась, последовал успех. Железными клещами наши войска сжимали горловину Ельнинского выступа, не давая и часа передышки врагу. Как обычно, в операциях, которыми руководил Жуков, сражение не прерывалось и ночью. То были, по словам Жукова, «незабываемые» бои: впервые с 22 июня вражеские дивизии неумолимо оттеснялись, бои, полные героики наших бойцов и командиров… и прискорбных потерь.

В Ставке, разумеется, следили на свершениями Г. К. Жукова, даже иные недоброжелатели в Москве не могли не признать — отрадные достижения под Ельней резко контрастировали с положением на фронте от Балтийского до Черного моря. Пока нигде так умело и методически не били немцев, как Резервный фронт Г. К. Жукова. К Сталину, естественно, шла информация о полководце по всем каналам, ибо каждую минуту с 25 июня 1941 года до конца войны рядом с Георгием Константиновичем была группа, отвечавшая за его безопасность, во главе с офицером для особых поручений Н. X. Бедовым. Большим любителем фотографии был этот Бедов, запечатлевавший и тем самым документировавший каждый шаг «охраняемого». Бедов со всей бесхитростностью человека его профессии признался в скупых послевоенных воспоминаниях о начале работы у Жукова летом 1941 года: «Помню его всяким — суровым, гневным, решительным, напористым и веселым… И потому, быть может, так трудно давалась мне «притирка» к нему: что ни сделаю, все побаивался, как он прореагирует. Это потом уже все встало на свои места. Да и то… Постоянно помнил, кто я и кто Жуков!» Это он очень правильно делал.

По всей вероятности, сравнивая действия войск Резервного фронта с безотрадным положением почти везде на советско-германском фронте, Сталин по-новому оценил полководческий дар Жукова. Уже 1 сентября он попытался вызвать его в Москву. Жуков ответил, что обстановка требует его присутствия на месте, поэтому «просил бы, если возможно, отложить мой приезд, если же нельзя, то выеду немедленно». Видимо, скрепя сердце Сталин согласился. Жуков зачастую в войсках продолжал руководить сражением, отмечая, как выросли некоторые наши стрелковые дивизии, в первую очередь 100-я под командованием генерал-майора И. Н. Руссиянова, которого он знал командиром полка еще в 1933 году в Слуцке.