Жуков

Верховный, как к этому времени Сталина называли между собой высшие военачальники, вспомнил Жуков, «заговорил о Ленинграде и Ленинградском фронте. Положение, сложившееся под Ленинградом в тот момент, он оценивал как катастрофическое. Помню, он даже употребил слово «безнадежное». Он говорил, что, видимо, пройдет еще несколько дней и Ленинград придется считать потерянным. А с потерей Ленинграда произойдет соединение немцев с финнами, и в результате там создастся опасная группировка, нависающая с севера над Москвой.

Сказав все это, он спросил меня:

— Что вы думаете делать дальше?

Я с некоторым удивлением ответил, что собираюсь ехать обратно, к себе на фронт.

— Ну а если не ехать обратно, а получить другое назначение?

Услышав это, я сказал, что, если так, я бы хотел поехать командовать Ленинградским фронтом.

— А если это безнадежное дело? — сказал он.

Я высказал надежду, что оно еще может оказаться не таким безнадежным.

— Когда можете ехать? — коротко спросил он.

Я ответил, что если ехать — предпочитаю немедленно.

— Немедленно нельзя. Надо сначала организовать вам сопровождение истребителей.

И сразу же позвонил авиаторам, запросив у них прогноз погоды. Пока ему давали прогноз погоды, он спросил, кого, по моему мнению, можно назначить моим преемником на Западном фронте. Я ответил, что командующего 19-й армией Конева.

Тем временем авиаторы дали прогноз. Прогноз на утро был плохой: туман.

Сталин сказал:

— Дают плохую погоду. А для нас значит — хорошую.

И тут же написал короткую записку:

«Ворошилову. ГКО назначает командующим Ленинградским фронтом генерала армии Жукова. Сдайте ему фронт и возвращайтесь тем же самолетом. Сталин».

Эта записка и была моим назначением. Договорились о деталях: Жуков возьмет с собой по собственному усмотрению нескольких генералов, чтобы назначить новых командующих на месте.

Сталин вернулся к боям за Ельню, спросил, как дрались войска 24-й армии, освободившие город. Жуков выделил действия 100, 127, 153 и 161-й стрелковых дивизий. Верховный спросил: «А чем вы, товарищ Жуков, объясняете успех этих дивизий?» Минут пятнадцать Георгий Константинович подробно рассказывал о том, как именно проводилась операция. Сталин внимательно слушал, делая пометки в записной книжке. Он резюмировал: «Молодцы! Это именно то, что нам теперь так нужно». Что именно, Жукову предстояло узнать через неделю.

Жуков воспользовался встречей со Сталиным и в который раз повторил свое предостережение: необходимо немедленно отвести всю нашу киевскую группировку на восточный берег Днепра. «Как ни тяжело, а Киев придется оставить. Иного выхода у нас нет», — отчеканил Жуков.

Руководство Генерального штаба к этому времени полностью соглашалось с ним. Но, отмечает А. М. Василевский, тогда первый заместитель начальника Генштаба, «ври одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание. Нам же, видимо, не хватало необходимой твердости, чтобы выдержать эти вспышки неудержимого гнева, и должного понимания всей степени нашей ответственности за неминуемую катастрофу на Юго-Западном направлении». Жукову перед отлетом в Ленинград Василевский только и сказал печально: «Думаю, что мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр».

Со временем Жуков напишет: «Как известно, войска Юго-Западного фронта в дальнейшем тяжело поплатились за эти решения, которые были приняты без серьезного анализа обстановки». Впрочем, о каком анализе могла идти речь, ибо в этом случае означало идти против Сталина.

10 сентября Жуков вылетел в Ленинград. Над свинцовыми водами Ладоги прошли на бреющем полете, пережив самые неприятные минуты: на хвосте транспортного Ли-2 повисли два «мессершмитта». Жуков с каменным лицом следил за маневрами вражеских истребителей и не проронил ни слова. После посадки он поторопился в Смольный, где находился Военный совет Ленинградского фронта.

Ленинград уже жил и работал по-фронтовому. Не покладая рук ленинградцы готовили оборонительные рубежи. «На обычно оживленных улицах и площадях, — записал прилетевший с Жуковым генерал И. И. Федюнинский, — было сравнительно малолюдно. Золоченый купол Исаакия покрывала серая защитная краска. В садах и скверах, усыпанных багряными листьями, виднелись недавно отрытые щели и огневые позиции зенитчиков. Там же укрывались в ожидании своей ночной службы серебристые аэростаты воздушного заграждения, похожие на больших неуклюжих рыб. Все это придавало городу какую-то особую, суровую красоту, Ленинград, словно могучий богатырь с гордо поднятой головой, готовился к жестокой схватке с врагом». Смольный не узнать, здание прикрывала гигантская маскировочная сетка. Крыша в коричневых и желтых пятнах под цвет деревьев парка.