Жуков

Жуков прикинул: враг, разумеется, превосходит в силах три наших фронта. (Впоследствии выяснилось: в 1,4 раза у него больше людей, в 1,7 раза — танков, в 1,8 раза — орудий и минометов, в 2 раза больше самолетов.) Но мы-то стояли в обороне! Почему не были своевременно раскрыты намерения противника, не были сосредоточены наши основные силы на направлениях главных ударов? Жукова глубоко потрясло, что вермахт преуспел в третий раз все тем же методом: наступая с запада, впервые сомкнули клещи у Минска; во второй раз так же у Смоленска; теперь — Вязьма. Шаблонный маневр: устроив очередной «котел», группа армий «Центр» разводила свои подвижные соединения севернее и южнее, а затем снова проводила окружение.

Самое главное — Ставка, получив данные от разведки, еще 27 сентября направила командующим предупреждения о предстоявшем в ближайшие дни крупном немецком наступлении на московском направлении. Так что вражеский удар не мог быть неожиданным.

Да, особой стратегической и оперативной доблести у вермахта не наблюдалось, но выполняла эти маневры германская армия 1941 года. Потом, через многие годы, Жуков скажет: «Надо оценить по достоинству немецкую армию с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира. Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились, и стали бить немцев, но это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне немцев было преимущество во всех отношениях.

У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные командиры, разные дивизии, разные меры стойкости.

Обо всем этом следует говорить и писать, я бы сказал, что в этом есть даже педагогическая сторона: современные читатели, в том числе молодежь, не должны думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою. Потому что мы знаем, что в одинаковых условиях одни люди вели себя стойко, а другие нет. И этого нельзя замалчивать».

Эти выводы Георгий Константинович сформулировал со временем, во всеоружии опыта минувшей Великой Отечественной, а тогда, в 1941 году, нужно было думать о непосредственных задачах, управляясь тем, что было.

8 октября в половине третьего ночи он доложил Сталину: главная опасность в том, что можайская линия слабо прикрыта. Танки противника могут внезапно выйти к Москве. Необходимо быстрее стягивать войска на это направление.

Сталин спросил о дальнейших намерениях Жукова. Он ответил, что будет связываться с командованием Резервного фронта, с маршалом Буденным. Где? Наверное, в районе Малоярославца, высказал предположение Жуков, — вот уже несколько дней о маршале ничего не известно.

…Две машины генерала армии — его «бьюик» и вездеход охраны — на безотрадной осенней дороге. Слабые блики света маскировочных фар на мокром булыжнике. Немецкие танки расползлись по Подмосковью, в любой момент может последовать пулеметная очередь в заляпанный грязью радиатор или, того хуже, в ветровое стекло. Жуков невозмутимо вглядывается в дорогу.

Мутным рассветом машина Жукова (вездеход с охраной отстал) едва не столкнулась с немцами. Искуснейший водитель Бучин вполголоса сказал: «Фрицы!» — и на газ! Ушли. У полустанка Обнинского, всего в 105 километрах от Москвы, нашли наконец штаб Резервного фронта, Военный совет которого разместился в доме имения, некогда принадлежавшего Савве Морозову. Командующего фронтом С. М. Буденного на месте не оказалось, и никто в штабе но мог сказать, где он. Начальник штаба не дал вразумительного ответа о положении своих и вражеских войск. Донельзя возмущенный Жуков начал:

— Бездельники…

«В это время, — заметил начальник охраны Жукова Бедов, — появился армейский комиссар первого ранга Мехлис. Он несколькими днями раньше Жукова был направлен Ставкой в войска Резервного фронта. Отношения между ними и до той встречи были не лучшими. Мехлис спросил:

— А вы с какими задачами прибыли к нам?