Жуков

Бок поступил, как азартный игрок, послав войска на прорыв. Сравнивая обстановку со сражением на Марне в 1914 году, он говорил: «Дело решит последний батальон». То действительно оказалась его последняя ставка, а перебито за три дня было несколько десятков батальонов. На поле боя осталось более 10 тысяч убитых немецких солдат и офицеров.

Военный совет Западного фронта ежедневно и ежечасно ощущал биение пульса сражения. По многим признакам Жуков заключил: враг исчерпал и второе дыхание; утратив пробивную силу, его дивизии останавливаются. Упустить хоть сутки в этой обстановке преступление. Остановившись, противник неизбежно сядет в оборону, окопается, окутается колючей проволокой, заложит минные поля — и все это у самой Москвы! Чтобы выбить немцев из укрепленных полос, потребуется много сил и обойдется это большой кровью.

Назревал перелом. 27 ноября «Правда» писала: «Сильнее удар — и надломленный враг не выдержит! Он уже изрядно измотан в предыдущих боях. Он устал. Наступил момент, когда можно остановить его, чтобы сломать». Пришло время громить врага — это чувствовали и видели войска Западного фронта. Жуков и штаб фронта в последние дни ноября завершали подготовку плана разгрома врага под Москвой.

Замысел заключался в том, чтобы без паузы в оборонительных боях перейти в контрнаступление и, по словам Жукова, «разгромить ударные группировки группы армий «Центр» и устранить непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам более далеких и решительных целей у нас тогда еще не было сил. Мы стремились только отбросить врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери».

29 ноября Г. К. Жуков доложил обстановку и попросил Сталина отдать приказ о начале наступления. Верховный внимательно выслушал его и спросил:

— А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет возможности ввести в дело какую-либо новую группировку?

Вопрос был очень серьезный, и не менее серьезным был ответ. На основании кропотливого изучения штабом фронта возможностей вермахта был сделан вывод: враг истощен. Но это не значило, что можно почивать на лаврах, добытых в жестоких оборонительных боях. Немецкое командование, осознав свой грубый просчет, попытается перебросить с севера и юга войска под Москву. Тогда положение серьезно осложнится.

30 ноября Военный совет фронта представил план наступательной операции Западного фронта в Генштаб, точнее, той группе, которая оставалась в Москве. Жуков попросил заместителя начальника Генштаба генерала А. М. Василевского срочно доложить Сталину план, с тем, чтобы Ставка отдала директиву на проведение операции. Медлить нельзя, предупредил Жуков, иначе можно запоздать с подготовкой контрнаступления.

В объяснительной записке к плану подчеркивалось: «Ближайшая задача: ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом фланге и ударом на Узловая и Богородицк во фланг и тыл группы Гудериана разбить противника на левом фланге фронта армий Западного фронта».

Впоследствии Г. К. Жуков точно указал, из чего исходил штаб Западного фронта. На главном направлении Волоколамск — Нара, когда немцы «подошли к каналу, к Крюкову, стало ясно, что они не рассчитали. Они шли на последнем дыхании. Подошли, а в резерве ни одной дивизии. К 3–4 декабря у них в дивизиях оставалось примерно по 30–35 танков из 300, то есть одна десятая часть. Для того, чтобы выиграть сражение, им нужно было еще иметь там, на направлении главного удара, во втором эшелоне дивизий 10–12, то есть нужно было иметь там с самого начала (16 ноября 1941 года. — Авт.)

не 27, а 40 дивизий. Вот тогда они могли бы прорваться к Москве. Но у них этого не было. Они уже истратили все, что у них было, потому что не рассчитали силу нашего сопротивления».

Георгий Константинович обычно как бы читал мысли немецких командующих, которые оперировали теми же цифрами: «И скорей других это поняли Гудериан и Геппнер, которые взяли на себя ответственность уже третьего числа, так сказать, сматывать удочки, постепенно отводить войска с тем, чтобы не подвергнуть их окончательному уничтожению. За что, между прочим, Геппнер был разжалован и уволен в отставку. Не поздоровилось и Гудериану, который удирал очень быстро». В центре фронта 4 декабря 4-я немецкая армия прекратила наступление.

В этот день случилась неприятность поблизости от штаба фронта в Перхушкове. Жуков понимал, что держать штаб на недопустимо близком расстоянии от фронта риск. Во всяком случае подвергнуться артиллерийскому обстрелу. Он сознательно игнорировал опасность, убрать штаб фронта подальше в тыл, за ним потянутся штабы армий и так по цепочке вниз. Войска не захотят отстать. Остальное понятно. Так вот 3 декабря какой-то ошалевший от бесперспективности немецкий командир полка вдруг повел наступление на Апрелевку. В бой с ним вступил бравый полк охраны штаба фронта.