Журнал Наш Современник №10 (2002)

Я понимаю, что, наверное, я Вам доставил хлопот, но все, о чем я Вас просил — не из корыстных побуждений, поверьте. Я, наверное, действительно достоин того, чтобы меня Вы за малоподвижность одернули. Все верно. Что же касается пере­писки — так я бы Вам, например, каждую неделю писал по письму, люблю письма писать. Да одно мешает — все думаю, как бы не обременять собой лишний раз. Наверное, это плохая черта в деловой стороне жизни, а переломить себя уже не могу. Было 20—25 лет — я был таким “эстрадно-рекламным”. Теперь же другая убежденность — что все это ни к чему.

А в Москве у меня действительно никого нет и даже остано­виться негде. В 1977 году был, так ребята с трудностями приютили в общежитии Литинститута. Сейчас их там нет, да и все это время у меня не было никакой возможности приехать в Москву — такова карма.

Еще раз благодарю за письмо, всегда с любовью Николай Колмогоров.

*   *   *

Дорогой Станислав Юрьевич!

Привет Вам от земли нашей! Живу почти все эти дни в деревне, вскопал огород, картошку посадил, изгородь поправил. У нас все цветет, много птичьей разноголосицы. Словом, хорошо дышится возле синего половодья Родины.

Еще во Внуково перед отлетом начал читать “Соловьиный сад”*. И знаете, был радостно удивлен: какой-то новой гранью русской Блок повернулся душе. Встретились и такие стихи, которых, кажется, не читал раньше. Как-то совсем по-новому воспринялись “Скифы” — ведь совершенно пророческое произве­дение, особо для наших дней. Впервые поэзию Блока я начал понимать лет десять назад. Потом как-то впечатление стерлось, забылось. Пришли другие художники. Но вот читал “Соловьиный сад” и ознобом новизны окатывался, и снова Блок восстал живой в белой рубахе с ремешком... Весь дитя добра и света, весь свободы торжество!

“Имя твое — льдинка на языке”! Удивительный, изум­ленный, терпкий, горький, как тополевый листок, но взду­вающий ноздри запахом соков, бушующих в деревах, — ветрами сей весны — Блок.

Станислав Юрьевич! Примите и от меня несколько наших томских камешков, обработанных мной. Пусть они соединятся с камнями на полке Вашего стеллажа, как доля великой, вечной красоты родины нашей. Я хочу пожелать Вам и Вашим близким добра. Попутного ветра, высоких горных дорог Вам на Тянь-Шане. До встречи!

Н. Колмогоров.

13 мая 1981 года.

*   *   *

Здравствуйте, Станислав Юрьевич!

С глубоким интересом прочел книгу “Солнечные ночи”. Есть стихо­творения совершенно блистательные, сильные, резкие. Ваша графика жестка, и это знак нашего времени: только ужесточаясь всей своей сущностью, современная поэзия вырвет себя из болота благостности, равносильной зарыванию головы в песок... Я и сам все более прихожу к жестокости, как к единст­венной необходимости воплощения всего, к чему взывает душа.

Когда был весной в Москве, так и не удалось почитать Вам новые стихи. Сейчас собрался с силами и отпечатал кое-что. Если Вам интересно — прочтите и напишите мне. Не смею просить о помощи, но если это не будет обременительно и если возможно, — помогите что-нибудь опубликовать. Сколько я в журналы московские ни посылал — бесполезно... Летом с семьей путешествовал по Горному Алтаю, жили на Катуни, в горах на Телецком озере, в тайге. В сентябре-октябре я вновь съездил на Алтай: жили с товарищем в зимовье на берегу хрустальной горной речки Колдор, которая впадает в Телецкое озеро. Уезжать не хотелось, настолько хорошо и настолько мы уже готовы покинуть  смердящую  цивилизованность.   Однако   еще  много обстоятельств, которые цепко держат возле себя.

Буду ждать Ваше письмо. Всего наилучшего. Наше дело правое, мы победим. До свидания. Ник. Колмогоров.

1 ноября 1981 г.

 

*   *   *

31 августа 1983 года. Кемерово.

 

Здравствуйте, Станислав Юрьевич!

Давно Вам не писал — все как-то повода не было: лето, застой в работе, иные заботы. Но вот вышла моя первая московская книжка, и причины письму появились. Так что примите, пожалуйста, на добрую память.

Что мне еще хотелось бы сказать? В последние два-три года перестало меня удовлетворять как многое в собст­венном творчестве, так многое в книгах даже лучших современных поэтов. Мне, например, хочется заговорить на каком-то совсем неведомом языке поэзии. Дано ли будет — не знаю, а другой что-либо осуществит — слава Богу! В то же время хотение свое пробую воплотить,   но рывками вряд ли получится. В принципе эволюции — постепенность. Но при всей револю­ционности личных духовных желаний, при хотении свершить некую реформацию хотя бы в своем поколении, — традиции классического реализма, его единст­венная школа все более и более, к радости моей, встают перед глазами прозрачными своими отрогами. Идти к ним, взбираться — радостно, хотя тяжело и требует в тысячу раз больше сил и самой жизни. Так думается на сегодняшний день; хорошо, если стремление это не оставит души...

Недавно перечитывал Ваши стихи — как хорошо, что в нашей поэзии есть творчество, имя которому Станислав Куняев.

Ваш Н. Колмогоров.

*   *   *

Здравствуйте, Станислав Юрьевич!