Журнал Наш Современник №10 (2002)

Тыковлев раскрыл сейф и вытащил из него листок белой слегка шершавой бумаги. В пятидесятый или сотый раз прочел знакомые строчки вверху: “Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза”, сбоку насчет обращения: “как с конспиративным материалом”. Поглядел на красную печать и подпись секретаря ЦК и довольный откинулся в кресле. Постановление постановлению рознь. А это — этап в его жизни. Он вышел в люди. Наконец-то. Про него, про Тыковлева, это постановление высшего органа родной Коммунистической партии. “Утвердить заместителем заведующего отделом т. Тыковлева А. Я.”. Так-то. Знай наших. От поздравлений телефон разры-вается. Все в друзья просятся. Отбоя нет. Назначили. Значит, считают, что потянет. Это не только аванс, но и признание всего, что сделал раньше. Не говоря уже о том, что признание полной чистоты и лояльности перед партией. В КГБ, небось, все, что только могли узнать про Тыковлева, десять раз переспросили и перепроверили. Чист он и непорочен, как белый снег.

Тыковлев самодовольно улыбнулся. На мгновенье ему припомнился раскрасневшийся от злобы Фефелов, поклявшийся тогда, после той глупой истории с девчонкой в госпитале, утопить его как гаденыша, если в руки попадется. “Утопишь, держи карман шире, — прошептал невольно Саша. — Теперь моя очередь топить будет. Да только где ты, безногий, кому ты нужен. Кто с тобой связываться будет? Я, как говорится, на другом уровне жизни. Что мне теперь грешки молодости? Что Надя, что Никитич, что Банкин? Да ровным счетом ничего”.

Репродуктор забухал бравурным маршем военно-воздушных сил, и Тыковлев поймал себя на том, что начал подпевать:

 

Все выше, и выше, и выше...

 

Удовлетворенно потер руки, достал из сейфа бутылку армянского коньяка и отхлебнул из нее глоток.

— На улице холодно, — вроде как оправдался перед собой. — Сегодня праздник. Пока до Кремля дойду, запах выветрится. К начальству до первого тоста подходить не буду. На всякий случай. Да оно в народ, скорее всего, и не пойдет.

Напялил ратиновое серое пальто, надел широкополую мягкую шляпу и вышел на улицу.

 

*   *   *

Дворец съездов горел тысячами лампочек. В раздевалках внизу женщины переобувались из меховых сапог в туфли, тщательно оправляли перед зеркалами прически, украдкой поглядывая на других: кто в чем пришел, что из драгоценностей на себя надел? Бриллианты и золото — это для артистов, жен академиков, писателей. Жены партийцев драгоценностей не носят или носят с осторожностью. Откуда им брать их? На зарплату мужа в 500 — 600 рублей золота и камней не укупишь. На шубу, пожалуй, соберешь, на брошку. Вот и приходится соревноваться, кто какое платье сумел “отгрохать” в совминовском ателье. Это можно. Остальное нельзя. Иначе обвинят в стяжательстве. Коммунист не может быть стяжателем, копить собственность. Зачем она ему? То, что нужно для нормальной, скромной, но с достатком жизни, рабочий класс дает своим руководителям. Тому, кому этого мало, не место среди нас. Что же до всяких там певиц или балерин, то пусть себе тешатся. Все равно поют и танцуют они для нас, а не мы для них.

Забавно смотреть на военных. Они, как женщины, тоже замирают перед зеркалами. Проводят расческой по волосам, поправляют погоны, одергивают мундир, трогают пальцами ордена. Глянь на такого, и сразу все ясно: первый, второй или десятый сорт. Все наружу. Для всех качеств есть видимые распознаваемые признаки. Сколько звездочек на погонах, какие погоны, сколько орденов и какие ордена. На человека можно не смотреть, достаточно взглянуть на мундир.

С военными могут потягаться разве что гражданские авиаторы, железно­дорожники, метрошники, моряки да дипломаты. У них тоже есть форма. Но там не поймешь, что за знаки отличия, да и “иконостас” у них с военными не сравнится. Так, какое-то недоразумение.

А КГБ по таким дням скрытно страдает. У них ведь тоже есть погоны, да и ордена дают щедро. И вот всю жизнь приходится делать вид, будто ты какой-то занюханный штатский. Конспирация... А как хочется дернуть за рукав вон того надушенного “Шипром” генерал-майора, который ног под собой от важности не чует, и сказать: “Чего вылупился, у меня не одна несчастная звезда, а целых две и орденов больше, только показывать их не имею права. Служба такая!”. Хочется, а не скажешь. Не положено. Неприлично. А скажешь, так, того гляди, в ответ услышишь: “Какой ты генерал, мильтон ты поганый”.

Все это суета, однако. Не эти страной правят. Не они решают, чему быть и кому чем быть. Решает партия. Вот такие ребята в скромных темных костюмах, как Саша. Тихие, как мыши, невидные. Зато их по именам и фамилиям знают, а не по орденам, погонам и ожерельям. Они соль советского общества. Их совсем немного. Куда меньше, чем министров, их заместителей, генералов и адмиралов. Зато каждый дорогого стоит. И Саша наконец-то один из таких.