Журнал «Посев» № 3 (1590) - март 2010

Другая страна. «Другая, новая»… Эти определения могут, конечно, показаться эмоциональным преувеличением. Давайте разберёмся в этом важном вопросе. Не стремясь к эффектной парадоксальности. Но если того настоятельно потребуют факты – не отмахиваясь от неё.

Когда в стране кардинально меняются: правящий слой и отношение к праву; идеология; внутренняя и внешняя политика – в их важнейших аспектах – вправе ли мы считать, что сама страна как таковая радикально переменилась? При этом новая страна может декларировать, афишировать свой разрыв с подменённой (так поступал СССР). Или же, подобно Третьему Рейху, не делать этого – в этом случае может даже существовать иллюзия сохранения прошлого… Посмотрим по пунктам: что и как изменилось в России при последних двух её царях.

Гениальным нововведением Петра было учреждение Табели о рангах. В допетровской истории мы видим в основном родовитых бояр. Но немало было и талантливых людей из низов, оказывавших государям важные услуги – подчас весьма сомнительного свойства. Петровские преобразования открыли дорогу к службе тысячам россиян: люди разных сословий теперь могли, служа в меру своих талантов Отечеству, продвигаться по чиновной лестнице. Это был своеобразный вариант цензовой демократии: охватывающие широкий слой народа возможности, стартовое равенство, зависимость положения в обществе от личных талантов и успехов. Но в России значимость фигуры определял не срок оседлости, не нажитое богатство – а успешная, либо долгая беспорочная, служба государству. И идея быстро привилась: петровское чиновничество стало орудием европеизации страны. Такая «вертикаль» имела, конечно, и существенные минусы; но трудно даже представить себе иной способ оцивилизовывания бескрайней России. А этот – работал. Нужные дела делались постепенно, огромным кропотливым трудом. И исторические деятели приходили в определённом смысле на готовое, рутинная работа часто бывала проделана «крапивным семенем» до них. На долю, например, великой Екатерины – великие выпали и дела. Ей не пришлось отвлекаться на многое, от упорядочивания финансов до повышения образовательного уровня духовенства. Всё это проделал при её «танцующих» предшественницах российский служилый класс.

Но и досталось же этому классу. Кто только не кидал в него грязь. После свержения России Временное правительство, не сомневаясь в либеральной лжи о «вечной российской коррупции», возжелало доказать эту самую коррупцию в верхах. Сколь «демократичными» методами действовали победители – узнаем из дневников левого эсера по убеждениям, секретаря Следственной комиссии Александра Блока. Каков же оказался итог трудов?

«Врасплох, совершенно врасплох был захвачен российский старый дом. И что же открылось? Истинно диву надо даваться, какие пустяки открылись! А ведь захватили этот дом как раз при том строе, из которого сделали истинно мировой жупел. Что открыли? Изумительно: ровно ничего!» (И. Бунин).

Но не клевета слева добила, деморализовала российский правящий слой. Запрещённая при Николае, славянофильская идеология основывалась на шельмовании «преграды». Отделявшей Царя от народа, народ – от Царя. Преградой же как раз и была «немецкая» (европейская, сказали бы сегодня) российская государственность. Имперский правящий слой. «Не русские», «не наши» люди: антинемецкая паранойя в России последних десятилетий не уступала антисемитской. Но последняя оставалась, за немногими исключениями, достоянием погромной черни; в клеймении же «кнуто-германской империи» Аксаков с Самариным не отставали от Герцена с Бакуниным.

Но – скажут нам – это всё-таки были лишь идеологические заклинания. Вряд ли их произносил сам царь; и у власти оставалась всё та же «немецкая» бюрократия… Оставалась ли? Посмотрим, как принимались в России решения. Важнейшие. Ну, например, – о вступлении России в мировую войну.

Бюрократия была решительно против, она понимала интересы страны. Считавшийся ограниченным служакой Дурново подал записку царю, с абсолютной точностью описав неизбежные последствия войны для России. Те же доводы выдвинул председатель кабинета министров Коковцев. Кто же тогда принял решение о начале войны для России? Пара приближённых царя, имена-то которых известны сегодня лишь специалисту. «Чувствую, что России будет от войны добро», – были их государственные доводы. Ясно, что это чувство было безошибочным: чего стоили по сравнению с ним аргументы «не знающих русского народа» Коковцева с Дурново?

Не правда ли, знакомая картина? И в послесталинском СССР «спецы» спокойно сидели на своих местах. И в СССР их мнения выслушивались: верхи желали принимать решения, взвесив все доводы. И принимали их. Исходя, разумеется, из высоких идеологических соображений.

Это и была – напророченная Достоевским власть над Россией «серых зипунов». Это и была – реальная распутинщина. В ухудшенном варианте: сам-то Гришка интуиции на важные вопросы вовсе не был лишён.