Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год

В начале XIX века появились в посаде совсем новые игрушки — лепные из папье-маше, — тогда и был сделан в России первый шаг на пути к массовой промышленной игрушке. Экзотические собаки и львы с голубыми гривами, забавные зайцы с «писком», петухи «на крику», манящие лакированной поверхностью, словно пестрые ярмарочные вывески, не имели конкурентов ни у нас, ни за границей. Любопытно, как смело и находчиво оживлял кустарь свои игрушки тем, что было под рукой. Вот погонялка с козой, а в руках у погонялки настоящая пушинка, или птичка «с писком», какие бывают только в сказках, а хвост — из настоящих перьев!

В конце XIX века эта мера сочетания реального и условного стала нарушаться. Игрушки обсыпали крупой, опилками, дробленой шерстью, обтягивали кроличьими шкурками — и все ради близости к живой натуре. Игрушка теряла свой присущий только ей «игрушечный» язык и выходила за пределы границ искусства. Особенно губительным было влияние дешевой немецкой промышленной игрушки, которая заполнила в XIX веке все рынки Европы. Сергиевские кустари не выдерживали конкуренции, разорялись, промысел терял прежнее художественное лицо и к концу века пришел в полный упадок. Так погибли в разных местах десятки промыслов. Но что-то осталось. Влечет ощущением естества чистого дерева, не тронутого краской, богородская резьба «в белье». По-прежнему драгоценно сияют тонкие лепестки золота на ярких дымковских игрушках. Несравненна красота белой, как фарфор, глины, из которой лепят и сегодня игрушки в деревне Филимоново Тульской области. И, как когда-то раньше, по-своему удивительны свистульки из села Абашево Пензенской области. Рога козлов и оленей, украшенные бронзой или алюминием, то согнуты полумесяцем, то круто откинуты назад, то величественно, как корона, венчают головы сказочных животных. Их блестящие фантастические морды напоминают маски святочных игрищ.

Но это уже не игрушка. Она лишилась той среды, для которой была рождена, превратившись в музейный экспонат или в памятный подарок. Подарок, дорогой тем, что ощущаешь в нем теплоту ручного труда и почти детскую наивность, чистую и откровенную.

Сейчас дети живут в ином мире. Их увлекают космодромы, ракеты, радиоуправляемые планетоходы, космонавты и куклы, которые могут делать все, что умеют люди. Куклы ходят, бегают, плачут, смеются, плавают, сидят на горшке, поют, разговаривают... Словом, в игрушке наступил век техники, с его прогрессом, с его потоком разнообразной информации, с его трезвой оценкой предметного мира. Не случайно ученых многих стран тревожит нарушение равновесия эмоционального и рационального начал в современном человеке. Особенно опасно утерять остроту эмоционального восприятия в детстве, когда духовная сторона личности только зарождается. Что-то может сделать здесь и игрушка. Народная игрушка стала экспонатом. С ней больше не бегают, не возятся, не играют. Но на нее еще смотрят. Смотрят внимательно, с искренним любопытством и радостью. Смотрят, как без устали клюют богородские «куры на кругу», как в ритме дергаются веревочки. Слушают постукивание деревянных клювов...

Дети, получавшие от игры во всю историю человечества одинаковое наслаждение, слышат самих себя и, может быть, отголоски давних-давних времен.

Галина Дайн, научный сотрудник Загорского музея игрушки, Фото В. Орлова

Зверь третий номер

Медведи окружали нас, но в их белых мордах не было жадности и злобы.

Один, сутулый, уставившись тупо в землю, нес на хребте бревно, неловко поддерживая его передними лапами. Корявая лесина почти вываливалась из лап, но не падала.

Другой занимался веселым делом грабежа: обхватив колоду, он раскорячился и, улыбаясь долгой улыбкой сытого зверя, лизал мед. Странным казалось только, что колоду ему поддерживал с другого конца очень задумчивый заяц с непомерно длинными ушами. Косой не понимал, что можно найти хорошего в меде, но не смел бросить колоду и убежать.

Еще один медведь тащил за собой соху, а за ней вышагивал мужик с громадной облысевшей почти головой, но с бровями и носом великолепно мудрыми. И взор, и лоб — все было мудрым, и голова чья-то знакомая — не Льва ли Толстого?

Еще медведи плясали под балалайку, и на балалайке тоже играл медведь. А два других, совсем уж чудно, резались в шахматы, но ударяли фигурами по доске с таким «звериным» азартом, будто было это домино...

И все это происходило в тишине.

Только деревянная ручка стамески терла мозоли на руке Василия Степановича. Сухой звук этот едва слышен был в комнатушке.

Порой Василий Степанович взглядывал в окошко, но торопливо. Не знаю, успевал ли что там увидеть: просто давал отдохнуть глазам.