ДЕНЬ ВОСЬМОЙ. «Отправляюсь на рассвете, хотя в желудке сильнейшая боль. У меня четыре килограмма провизии, нож, запасной парус и две шины, пять бутылок воды — всего двадцать килограммов багажа. Чтобы не погружаться в песок, максимально спускаю шины — таким образом увеличивается площадь соприкосновения с землей. Боль в желудке усиливается. Хотя стоит жара, я обливаюсь холодным потом. Внезапно — сразу за вершиной дюны — разверзается черная воронка. Ныряю в нее «ласточкой», раскинув руки».
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. «Очнулся от холода около двух ночи. Сколько часов я пролежал без сознания? Но сейчас, как ни странно, чувствую себя лучше. Выбираюсь из ямы и жду наступления утра. Так как ветер дует в восточном направлении, я прокладываю курс в глубь пустыни, сильно отклоняясь от намеченного курса...»
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ. «Прибываю в Росо, пограничный городок между Мавританией и Сенегалом. Дежурный полицейский и не думает меня пропускать. Долго совещается со своим коллегой насчет «спид-сейла» и моих документов. Наконец через два часа я могу снова пускаться в путь».
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ. «Группа вооруженных всадников считает, что я непременно должен задержаться. Выпил с ними мятного чая — драгоценность для путника в пустыне. В пять пополудни приезжаю в Сен-Луи Сенегала. Я проехал 848 километров».
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ. «В одиночестве переправляюсь через реку Сенегал. Мощный ветер наполняет парус «спид-сейла», и я несусь с бешеной скоростью в океан. С большим трудом прибиваюсь к песчаной отмели...»
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ. «Солнце, песок, ветер больше не пугают меня. Проезжаю последние двести километров всего за шесть часов. Вот и Дакар. Меня ожидает целая толпа. Буквально срывают с «машины», подбрасывают в воздух. Потом кто-то протягивает термос: долго, с наслаждением пью воду со льдом...»
Итак, Арно де Роснэ победил Сахару. Его помощниками были «спид-сейл», ветер, хорошее знание маршрута, поведения песков. Впрочем, парус на колесах нельзя считать изобретением де Роснэ. Еще год назад три польских путешественника — палеонтолог Войтех Скаржинский, геолог Ричард Луневский и журналист Богдан Пигловский — пересекли под парусом Гоби. Правда, у них была не доска на колесах, а целая «сухопутная яхта», которой они дали название «Гоби». Но в остальном отличий не было: нещадное солнце, пески, ветер.. И все же Арно де Роснэ был на «спид-сейле» один, а это, разумеется, добавляло путешественнику трудностей. Да и мчаться по пустыне стоя, по шесть-восемь часов в день под силу, согласитесь, далеко не каждому. Но цель достигнута! Что дальше? Дальше де Роснэ собирается пересечь под парусом все главные пустыни мира. А первая на очереди — Долина Смерти в Калифорнии...
Берег гидрографа Давыдова
Мела поземка. С межгорных распадков струились бесчисленные снежные ручейки и, вырываясь на простор тундры, сливались в стремительные реки. Под ударами ветра позванивали растяжки мачты и красный металлический флаг, укрепленный сверху. Мачта стояла над обрывом, а внизу тянулись неровные пилы белых, голубых, зеленых, вспыхивающих на солнце торосов.
Таким впервые увидел я остров Врангеля. И тогда же услышал о Борисе Владимировиче Давыдове, человеке, который со своими спутниками поднял здесь советский флаг.
Через несколько лет, после окончания зимовки на острове, я был в гостях у известного полярного исследователя Георгия Алексеевича Ушакова. Речь шла о Давыдове.
— Очень мало знаем мы об этом человеке, — говорил Георгий Алексеевич. — Только самое общее: когда родился, когда умер, ну и конечно, что в 1924 году совершил свое отважное путешествие к острову Врангеля. А ведь это был блестящий морской офицер, один из лучших полярных капитанов, крупнейший гидрограф нового времени. Он заслужил, чтобы люди знали о нем больше...
Так разговор с Георгием Алексеевичем положил начало моим поискам. Я шел по следу, который Давыдов оставил во времени, и не раз терял этот след. Были долгие часы работы в архивах и библиотеках, встречи и переписка с родственниками Давыдова и теми немногими, дожившими до наших дней людьми, что работали с ним. Не раз во время экспедиций и поездок мне доводилось бывать в местах, которые исследовал Давыдов. Постепенно из отдельных, разрозненных фактов и воспоминаний стала складываться картина его жизни и деятельности. И чем больше я узнавал о Давыдове, тем четче проступали преданность Бориса Владимировича выбранному пути, независимость взглядов, природная одаренность и доброта. И еще: он всегда шел как бы по «лезвию» событий, попадал в такие обстоятельства, когда риск оказывался самым верным, а часто и единственным способом достижения цели.