Зима 1237

Я порывисто шагнул вперед и крепко-крепко обнял красавицу, найдя ее губы своими и словно обжегшись от жара ее нагого тела! Ростислава же в этот раз ответила на мои поцелуи, ответила неожиданно горячо и в то же время очень нежно… Конечно, чувствовалось, что девушка целуется впервые, но осознание этого лишь сильнее завело меня, заставляя дрожать одновременно от нежности и страсти…

Мы очень долго целовались, просто целовались, пока я гладил ее бархатистую кожу, стараясь ласкать ее и щекотать своим дыханием, пока я дышал пьянящим ароматом ее волос… Я безумно желал ее, покрывая поцелуями едва ли не каждый сантиметр ее тела, растягивая удовольствие и одновременно с тем стараясь вобрать в себя все до единого мгновения внезапной для обоих близости…

Лишь когда уже Ростислава принялась очень часто, порывисто дышать и тихонько постанывать от желания и нетерпения, только тогда я подался вперед, но столь нежно и аккуратно, чтобы почувствовать миг, когда девушке станет больно, чтобы тут же остановиться…

И в это же мгновение я произнес то сокровенное, что никогда в жизни еще не говорил ни одной девушке, при этом совершенно точно осознавая, что не лукавлю и не лгу:

– Я люблю тебя…

А спустя всего секундную паузу мне в ответ раздалось неожиданно серьезное и осознанное:

– И я люблю тебя, милый…

…Это было настоящее волшебство, и оно повторялось в ту ночь не один раз, покуда уже не настали предрассветные часы. Только тогда мы едва сумели оторваться друг от друга, жадно, сладко, нетерпеливо целуясь на прощание – увы, возможно, на вечное…

Когда я уходил, Ростислава плакала навзрыд, но не по утраченному девичеству, нет. Она искренне, не стесняясь рыдала из-за того, что, быть может, мы уже никогда не увидимся, и от этих искренних слез, от внезапно охватившей нас любви у меня самого душу рвало на части! Но одновременно с тем я испытал к девушке такую трепетную нежность и признательность, на какую, как кажется, вообще не было способно мое сердце… Ни одна другая женщина в моей жизни не сумела дать мне понять, насколько сильно я для нее дорог, так, как сумела дать мне это почувствовать в те мгновения Ростислава…

Покидая любимую, я уже точно знал, кого именно буду защищать от Батыя! И эта мысль, и это чувство не отпускали меня ни на одно мгновение в те самые дни, когда мы изо всех сил сдерживали продвижение татарских туменов на льду Прони…

Но теперь пришел черед нашего короткого отдыха, теперь свое слово должны сказать ополченцы и дружинники, занявшие Ижеславец. В небольшой, но хорошо защищенной крепости встало целых три тысячи воев, и чтобы татары принялись рубить пороки, защитники града должны выдержать первый, яростный натиск поганых, что попытаются овладеть детинцем с ходу…

А учитывая, что в атаку пойдут ордынцы из тумена убитого нами Бури, на коих наверняка обрушилось суровое наказание (за погибшего чингизида могли лишить жизни каждого десятого воина, как минимум из числа тургаудов, да и разведчиков-мокшан!), то штурм их будет действительно бешеным…

Эпилог

Воевода Ратибор внимательно осматривал пустое пространство перед стенами крепости, покрытое черным пеплом и сажей после сожжения посада. Сердце уже немолодого, но еще крепкого витязя болезненно сжалось при виде разрушенных жилищ простых жителей, коих едва ли не силком заставили их покинуть, но поступить иначе было просто нельзя! В противном случае враг бы имел возможность укрываться за деревянными избами и хозяйственными постройками, приближаясь со штурмовыми лестницами к детинцу…

Впрочем, поганых ждет очищенный от снега ров со вбитыми на дне кольями, высокий крепостной вал с крутым подъемом, целиком покрытый ледовой коркой, и рубленными тарасами стен на его вершине. Невольно улыбнувшись, воевода мысленно поставил себя на место тех, кто будет стараться хоть как-то приставить к ним лестницы, располагая лишь узкой земляной подошвой у самых гродней. А ведь по большей части крепостного обвода нет и ее! И уже открытая насмешка исказила его губы, когда он представил, как кто-то из поганых попытается пролезть в узкие стрелковые бойницы! Конечно, можно еще взобраться на двухскатную крышу, венчающую стены, да только как слезть с нее во двор крепости?! Даже из лука вниз не постреляешь, иначе вмиг сверху слетишь, коли даже на мгновение равновесие потеряешь!

Впрочем, вскоре улыбка сползла с губ Ратибора, а в глазах его появилось озабоченное выражение. Так-то все так, но к крепости ведет целых трое ворот. И пусть мостки перед ними были разобраны загодя, но закидать ров у проходов вязанками сушняка да начать долбать в створки хотя бы срубленным древесным стволом вполне возможно. Конечно, изнутри ворота усилят подпорками, а еще воевода придумал следующую хитрость: если враг все-таки сломает их, то навстречу атакующим скатят телеги, груженые камнем и с закрепленными спереди копьями! Глядишь, кого задавят да побьют в проходе, а там телеги можно просто перевернуть, и получится вполне серьезная преграда…