Читаем Зима в раю полностью

Рафаэль почесал голову через ткань кепки. Огорошенное выражение его лица свидетельствовало о том, что, по его мнению, очаровательной la se~nora действительно, как выражаются на Майорке, не хватало нескольких апельсинов до полного килограмма.

Исполнив весь репертуар андалусских вздохов, надутых губ, обид, взмахов руками и шепелявых протестов, Рафаэль в конце концов успокоился и поддался на наши уговоры остаться ненадолго и присоединиться к нашему традиционному на Майорке рождественскому ужину из ensaimadas и кружек горячего, густого, сладкого шоколада, хотя на всем его протяжении старик и Элли сидели в противоположных углах с видом взаимного недоверия.

Бесценный bel'en Рафаэля водрузили с должным уважением и приличествующими случаю церемониями на самую видную полку на кухне, где примитивно исполненные фигурки освещались пучком декоративных свечек для торта, которые Сэнди и Чарли остроумно придумали воткнуть в две половинки картофелины. Благословенны будут миротворцы.

Тот незабываемый день подошел к милосердно мирному завершению. Умягченный джином Рафаэль безмятежно похрапывал у нашего семейного очага. От его брюк поднимался разбуженный теплом козлиный запах и добавлял аутентичности маленькой глиняной конюшне, которая гордо стояла на полке над головой старика. Даже Элли позволила себе удовлетворенную улыбку.

Как сказал Чарли, Рождество-то все-таки удалось.

Глава 7

Крылатый трубочист

Мы смотрели как завороженные. Под мерное пыхтение двигателя небольшого грузовика с цистерной из «Осифара» – местной ассенизаторской компании, занимавшейся удалением сточных вод, пульсирующая гибкая труба жадно всасывала отвратительную жижу из зияющей черноты септика – совсем как хобот какого-то порочного механического слона, припавшего к любимому водопою. По-испански отстойник назывался «pozo negro» – то есть «черный колодец», и при данных обстоятельствах я не смог бы придумать более точного термина.

Нас было всего трое: представитель «Осифара» в комбинезоне практичного коричневого цвета, я сам и импозантный розовобрюхий удод, который выпорхнул из сада на своих крыльях в черно-белую полоску и устроился на выгодной для наблюдения точке, а именно на том, что осталось от поломанного молнией эвкалипта.

– Как, по-вашему, когда этот pozo negro опустошали в последний раз? – сонным голосом спросил меня сотрудник «Осифара».

– Сеньор Феррер, который продал мне этот дом, говорит, что отстойник ни разу не откачивали с тех самых пор, как установили его десять лет назад. Я беседовал с ним на эту тему сегодня утром. Его не нужно чистить, вот как он мне сказал.

Человек из «Осифара» только качнул головой и пожал одним плечом. Очевидно, ему было все равно.

Мне показалось, что ассенизатор руководствовался принципом: «Всей работы все равно не переделаешь», и если бы не острая нужда в деньгах, он не стоял бы здесь в разгар рождественских каникул, ублажая клиента светской беседой и наблюдая за тем, как чьи-то экскременты извлекаются из вонючего отверстия в земле.

– Да, сегодня утром сеньор Феррер даже показал мне планы этого pozo negro

, – сказал я, пытаясь высечь у собеседника искру профессионального интереса. – После этой камеры идет еще одна, с камнями, которые функционируют в качестве фильтра. И тогда все, что осталось, то есть просто грязная вода, отводится во впитывающую траншею где-то вон в том поле.

Сотрудник «Осифара» пожал вторым плечом. Удод развернул свой хохолок в достойный могиканина веер, поднял одну лапку и с акробатической ловкостью почесал живот длинным изогнутым клювом. Ему тоже было абсолютно все равно. И насос качал свою жижу, не обращая на мои слова никакого внимания.

Если абстрагироваться от временного смрада в непосредственной близости от септика, утро выдалось чудесное. Снова светило солнце, небо было голубым, и хотя несколько клочковатых облаков еще несло через горы порывами умирающей Tramuntana, в долине все снова было прекрасно. Ни листика не шевелилось на апельсиновых деревьях, и их глянцевая темная зелень, ополоснутая дождем, блестела чистотой и свежестью. Неровное покрывало дымки по щиколотки застилало проходы между стройными взводами фруктовых деревьев. Все предвещало один из сладостно-приятных майорканских зимних дней – если абстрагироваться от временного смрада в непосредственной близости от септика.

– Может быть, засорилась труба, соединяющая pozo negro с фильтрационной камерой? – выдвинул я предположение в новой попытке завязать разговор с техническим уклоном. – Вероятно, потому и переполнился pozo negro.

На этот раз ассенизатор даже не стал пожимать плечами. Он только скептически приподнял бровь и побрел к септику, не вынимая рук из карманов. Наклонившись, он на минуту заглянул в черную пустоту, демонстративно не замечая удушающей вони, вползающей ему прямо в ноздри, затем обернулся ко мне и исполнил комбинацию из качания головой, пожатия плечами и двойного поднятия бровей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное