Зимняя сага

– Алло! – тревожно крикнула она, – Роберт… это… я… – она не знала, как сообщить отцу ребенка, что девочка пропала, – тут такое дело… Альбинка. В общем, я не знаю, где она.

Из трубки послышался грубый голос:

– Что значит «ты не знаешь»? Где мой ребенок?

– Не знаю, не знаю, Роберт… – слезы скатились из глаз Томы, – я выйду на улицу, пойду ее искать.

Тома бросила телефон. Не став ждать ни минуты, отец рванул домой, бросив все дела. Няня бежала по ступенькам, спотыкаясь о собственные сапожки, путая ноги в подоле длинного пальто. Обойдя весь двор, Альбину она так и не нашла. Через минут десять во двор с визгом влетела белая «Волга», за рулем которой сидел Роберт. Не в силах больше терпеть, Альбина громко чихнула, чем напугала рабочего.

– Ах вот ты где, проказница, – увидев девочку, сидевшую за спинкой дивана, парень по-доброму улыбнулся, – ну и напугала же ты нас! Будь здорова! Давай руку, вылезай отсюда, – он протянул большую мозолистую ладонь, за которую схватилась Альбина, – ты зачем сюда спряталась? Поиграть захотела?

– Да я просто не хочу ее суп есть, он мне так надоел! Ты не представляешь! – отряхивая штаны от пыли, которую собрала за диваном, оправдывалась она.

– Эх, а я так суп люблю. Сейчас бы с удовольствием тарелочку съел! – присев на корточки напротив девочки, сказал рабочий.

– Это ты просто Тамарин никогда не пробовал. Даже папа говорит, что его есть невозможно. А они меня заставляют каждый день! Представляешь?

– Ну, каждый день надоедает. Согласен.

В коридоре послышались тяжелые шаги и тревожные голоса.

– И вот, я не знаю теперь, где она, – извиняющимся тоном твердила Тома. Она понимала, чем может грозить ей пропажа ребенка. Как минимум – потерей работы, как максимум – придется нести ответственность перед законом.

Роберт был в ярости, от злости он скрипел зубами. Широкими шагами он вбежал в комнату девочки. Увидев, что его дочь в порядке, а перед ней сидит рабочий и улыбается, Роберт остолбенел. Парень быстро скрылся за дверями спальни.

– Тамара, – угрожающе обратился он к няньке, – как это понимать? Ты меня с работы зачем сорвала?

Тома оторопела, ее бросило сначала в жар, потом в холод. С одной стороны – она обрадовалась, что с девочкой все в порядке, а с другой, ей ничего не оставалось, как только рассказать правду.

– Папа, – радостно крикнула Альбина и бросилась к отцу, протянув руки.

– Ну-ка подожди, – сквозь зубы выдавил он, и она вмиг поменялась в лице, встав по стойке «смирно», – Тамара? – снова сказал он няньке.

Путая слова, Тома попыталась объяснить ситуацию, снимая с себя предстоящие обвинения, жестикулировала руками, параллельно вытирая всё еще катившиеся слёзы из глаз. Отец слушал ее, не шевеля ни единой мышцей. Словно вкопанная, стояла Альбина, внутренне умоляя няню не рассказывать отцу про её невинную шалость. Закончив свою пламенную речь, Тамара перевела грозный взгляд на «несносную девчонку». Тоже самое сделал отец. И страшнее, чем его гнев, могло быть только следующее его действие.

– Это правда? – шевеля одними губами, спросил он дочку. Побоявшись произнести хоть слово, Альбина кивнула головой и замерла в ожидании. С размаху, отец отвесил дочери увесистую пощечину, да с таким хлопком, что даже рабочий в соседней комнате вздрогнул от неожиданности. На бледной щеке остался алый, горящий огнем след от пяти пальцев широкой ладони отца. Девочка не повела даже бровью. Не заплакала, не подняла глаз. Удар пришелся куда больнее в её детское сердце. Обрыв. Шок. Разочарование. Папа больше не волшебник. Сказки больше нет. Нет уверенности и защиты. Есть опасность и страх на всю жизнь, что папа снова поднимет руку. Не поговорит, не спросит, почему она так сделала. Может ей просто надоел ненавистный суп? Ему было это неважно, проще ударить, и дело с концом.

– Всё, я уехал, – развернувшись спиной к Тамаре, он направился к дверям. Альбина так и осталась стоят на своем месте, не шевелясь.

Они сидели за кухонным столом. Альбина с тряпичной салфеткой, обвязанной вокруг шеи, а Тамара рядом, держала в руках серебряную детскую ложку, зачерпывая ею горячий суп. Альбина молча ела, совсем не сопротивляясь. Вкуса она не чувствовала. Няня всё плакала и плакала, еще сильнее, чем на глазах у Роберта. И причитала одни и те же фразы:

– Вот, если бы я знала, что он тебя ударит, я бы никогда ему не рассказала, клянусь тебя. Никогда бы не сказала. А ты такая молодец! Такая мужественная. Так выдержала стойко…

Только Альбине не хотелось быть мужественной. Ей хотелось, чтоб папа её любил. А теперь казалось, что он не любит больше. Никогда не обнимет, никогда не принесёт ёлку из леса. Всё кончено. А ведь она его так любит. Отпечаток на щеке всё еще горел. «Несносная девчонка» не отвечала Тамаре, чем заставляла ее плакать еще громче.

Тамара любила поболтать по телефону со своими подругами, в перерывах между отдыхом на диване и видом бурной деятельности. Очередной подруге она рассказала, какой ужас пережила сегодня, чуть не потеряв работу. В доме царила тишина, каждое слово Томы Альбина отчётливо слышала.