Злой пёс. Плохой волк

Он поднял глаза и увидел Косого-Младшего, который движением лапки приказал медведям отойти и сел на корточки рядом с Шариковым.

Младший заговорил, не размыкая челюстей, тыча Шарикова лапой в лоб после каждого третьего слова: Ты вернёшь мне двести восемьдесят тысяч в течение недели и съебёшься из этого города. Если попытаешься сбежать или насолить мне — мы разорвём тебя и твою шлюшку-подружку на части, ты понял меня? (подождав несколько секунд и не услышав ответа, заяц, искривил лицо в злобной гримасе, схватил полубессознательного Шарикова за уши и подёргал вперёд-назад, изображая кивки головой) Да, господин Косой, я вас понял. (затем встал, смачно харкнул Шарикову на ворот плаща и опрокинул на него одну из урн) Гандон, бл*ть.

Один из медведей передал зайцу револьвер Шарикова. Косой открыл барабан, вытряхнул патроны на живот капитана; туда же мгновением позже, блеснув в лучах фонарного столба, упал и сам револьвер.

В детстве молодому капитану воображалось, как он будет готов рискнуть жизнью ради торжества правды и справедливости. Но сейчас, выводя волка Серова из комиссариата на улицу, Шариков ощущал себя покрытым дерьмом с головы до стоп.

Детские мечты. Ничего больше. Жизнь показала ему, кто он таков.

Но он хотя бы не подонок. Просто трус. Влюблённый дурак, променявший правду и справедливость на стройные ноги и нежный мурлыкающий голос.

Но он не подонок, и в своё отражение плевать ему незачем.

Плевать ему следовало на всё вокруг.

Молодой капитан был влюблён в Мурку. Он и в самом деле хотел прожить с ней остаток дней. Спасти её из сексуального рабства. Подарить ей всю любовь, на какую он был способен.

Чёрта с два, если кто-то скажет ему, что эта малышка не стоила и десятка жизней, которые молодой капитан, возможно, загубил тем, что отказался искать настоящего убийцу.

В конце концов, что мог он сделать один против всего города? Зачем он вообще рефлексирует на тему этой сраной правды и клятой справедливости?

В его случае это был скорее вопрос самосохранения.

Шарикова бы замочили быстрее, чем он успел бы разобраться в этой истории. Он должен был благодарить вселенную за то, что вместо кнута она дала ему пряник.

Эпизод 6. Как делают дела в Зверске.

Глава 26

Страшно просыпаться не сразу, как положено; а медленно. Шариков просыпался постепенно, выныривая из кошмара внутреннего в кошмар настоящий. Вспоминая события прошедшего вечера.

Молодой капитан, похоже, сходил с ума? Сначала чуть не застрелил коллегу по работу; затем — самого сына мэра. Шариков дрожал, свернувшись клубочком рано утром. И простыня не согревала его.

Природа-Мать, что же он натворил? В последнее время слишком часто задавал он себе этот вопрос. Это всё игра. Игровая зависимость молодого капитана окончательно растоптала его. И не осталось ничего. Только долги.

И зачем сел он играть?

Сколько же денег ты проиграл, Шариков… Какой кошмар. Ты скорее сам окажешься в рабстве, нежели вытащишь из неё свою возлюбленную.

И самое дерьмовое — не то, что было вчера. А то, что предстояло сегодня. Ведь это была суббота. День суда над Звероедом. Несколько часов он будет очень хорошо помнить, как продал свою совесть комиссару Лосеву за четыре бл*дских звёздочки.

Утром капитан Шариков надел парадный мундир. Блистая погонами, прибыл он в комиссариат. Его заждались. А вот и волчара. Неизвестно, кому из них двоих хуже.

Куча народу окружили комиссариат, желая увидеть волчару Серова своими глазами.

Молодой капитан, как и гласила инструкция на такие случаи, был пристёгнут наручниками одной лапой к лапе подсудимого. Издалека казалось, будто они прогуливаются на свидании.

Бойцы отгоняли особо наглых зверей, норовивших ударить или плюнуть в волчару. А тот лишь смотрел полуприкрытыми глазами и, похоже, очень хотел спать.

Загнанный в угол хищник. Знала ли Мать-Природа, наделяя его смертоносными клыками, что в современном зверином обществе они приносят столько боли?

Положив лапу на шею подсудимого, Шариков завёл его в кузов полицейского фургона. Усадил на скамью, сел рядом. Затем бойцы закрыли двери на засов и сели напротив них.

Их синхронно качнуло в одну сторону, когда фургон тронулся с места. Кто-то стучал по корпусу со стороны улицы, пока фургон набирал скорость.

Волчара не спал трое суток из-за вещества, которое ему вводили; от этих внутривенных инъекций бешено колотилось сердце и болезненно воспринимались звуки.

Врачи намеренно кололи его стимуляторами три дня перед судом, а в день суда — чтобы добить бешеную скотину — ширнули его транквилизатором.

Впрочем, это было необязательно.