Злой пёс. Плохой волк

Младший даже не расстроился с его бессвязной комбинацией; для него это было мелочью: Неплохо, Шариков. Неплохо.

В третий раз молодому капитану особенно повезло. Комбинация вышла превосходной и после замены двух неудобных карт сложился стрит-флеш — пять карт в порядке возрастания от двух до шести. Красные сердца черви едва заметно отражались в его поблёскивающих глазах.

Он, было, хотел повысить, но его опередил Младший, который повысил до семисот.

Шариков недолго думая, отозвался: Тысяча.

Младший рассмеялся, игриво поглядывая на Ганзу: А детектив-то сегодня в ударе!

Крокодил лишь смущенно улыбнулся и заказал ещё воды.

Шариков: Давай, ну?

Младший: Полторы. Что скажешь?

Эх, с такими-то картами повысить тысяч до ста, отыграться и навсегда встать из-за игрального стола…

Шариков: Вскрываемся.

У Шарикова где-то в груди, посреди пищевода образовался шар, который мешал ему издать хоть какой-нибудь звук. Такое в жизни он видел лишь раз или два. У зайца была комбинация покер — самая главная из всех. Четыре двойки и долбаный джокер.

Молодой капитан понял, что снова проиграл.

Младший:

Не принимай на свой счёт. Я и сам удивлён.

Шариков: Давай ещё.

Последовала болезненная череда проигрышных комбинаций, в результате которой Шариков оказался в новенькой собственноручно выкопанной пятидесятитысячной долговой яме.

В иной день, проигравшись так сильно за один присест, Шариков в сердцах выехал бы в лес, пострелял бы по деревьям, а затем напился бы в попытке забыться до следующего утра.

Сейчас же перед глазами у него стояла одна лишь Мурка, а хитрый заяц Косой-Младший был лишь преградой на пути к её свободе. У этого гандона столько денег, что он не обеднеет и от миллиона или даже двух!

Шарикову нужен был только один… не больше. Только один миллион, чтобы выкупить Мурку.

Он по-прежнему оставался твёрдо убеждён, что способен отыграться. Нужно было лишь собраться с мыслями. Однако лишних глаз, прикованных к игральному столу становилось всё больше. И молодой капитан испытал какое-то природное естественно-непреодолимое желание пустить по своему мокрому носу одну маленькую дорожку пороха. У него оставалось после Мурки. Совсем чутка. Пару дорожек в маленьком медицинском пакетике под стелькой правого кеда.

Третий стакан виски разморил его, а порох всегда помогал мобилизоваться — пусть и на время, на жалкие тридцать или сорок минут.

Сейчас даже десять минут могли дать свободу его любимой Мурке.

Он отлучился в уборную.

Дорога вышла даже жирнее обычного. Но она сразу вернула Шарикова в строй.

Младший ехидно улыбнулся, увидев молодого капитана выходящим из туалета в другом конце бара: Детектив, мы вас уже заждались.

Следующие полчаса пролетели подобно пуле, совсем недавно насквозь прошившей (тогда ещё) лейтенанта Шарикова. Как давно это было…

И вот теперь уже капитан, но по-прежнему молодой, сидел за игральным столом, разыгрывая пятидесятую или шестидесятую партию за вечер. Он вляпался ещё глубже в долги, и паника начинала охватывать его обдолбанный мозг.

Эта дорожка пороха не оправдала ожиданий. Её Шариков обменял на ещё два стакана виски и семьдесят тысяч долга. Таким образом долг его разросся до ста восьмидесяти тысяч, считая прежние «заслуги».

И за спиной прочие звери уже стали сетовать: да, Шариков-то совсем сбрендил; Шарикову больше не наливайте; эх, ментяра, лучше бы бандитов ловил.

Запах общественного презрения раздражал его ноздри. Рык засел в горле и отказывался уходить.

Молодой капитан полагал, что именно это тревожное порыкивание и выдаёт его в особенно важные моменты карточной игры. Это же покер, чёрт его дери, Шарикову следовало следить за реакциями своего тела!

Клыки в пасти отдались ноющей болью, они шептали ему: давай, капитан, покажи этому зайцу, кто здесь хозяин; мы способны перекусить его шею одним движением челюстей.

А заяц был хорош. Виду не подавал. Был спокоен. Посему, похоже, и выигрывал. Но молодой капитан продолжать предпринимать попытки отследить его поведение при выигрышных комбинациях.

Упавшие ли уши, излишняя ли суетливость, либо наоборот — задумчивость и молчаливость, фырканье и прочие поведенческие паттерны — всё это лишь ещё больше сбивало с толку и вело молодого капитана к очередному проигрышу.

Ему снова потребовалась минута, чтобы привести себя в порядок. Шариков даже не хотел справлять нужду. Ему было некогда. Вместо этого он потратил заветную минуту перерыва, чтобы обнюхаться ещё пуще прежнего.

Шариков потёр лицо лапами, избавляясь от остатков пороха на носу, глянул в зеркало; из уборной он быстрым шагом вернулся к столу: Давай по полторы.