Зловещая тайна Вестерфилда

Мередит села на обшарпанный стул. Одна девочка взглянула не нее, улыбнулась, стукнула другую по голове ксилофонным молоточком. Сара, одной рукой укачивая младенца, другой пресекла ксилофонный скандал и воинственно предложила:

– Давай, говори. Жуткий дом, убогий приют, мы в нем забаррикадированы, мне здесь не место.

– Не скажу, потому что ничего такого не думаю. У тебя есть полное право здесь находиться, делать то, что ты хочешь. Насколько я вижу, приют не так плох. Очень мило заново выкрашен.

Сара чуточку успокоилась, тряхнула головой, откидывая прядь волос.

– Да, мы с Джоанной почти все сами красили. Потратили кучу времени, красили по ночам, когда все уже спали, не путались под ногами и дети не пачкались краской. – Она помолчала. – Первое полезное дело, которое я в жизни сделала. – Младенец пискнул, она его покачала. – Джоанна здесь постоянно работает вместе с Марком и Джен. Люси, подружка Марка, готовит еду, исключительно вегетарианскую, поскольку сама вегетарианка. Джоанна занимается организационными вопросами. Я просто помогаю по мере необходимости, главным образом в яслях.

– А Марк что делает? – поинтересовалась Мередит.

– Водит фургон. Кофе хочешь?

– Хочу только поговорить. Серьезно поговорить, Сара. Не перебивай меня, не отвлекай. Хочу знать, какие у Филипа были свидетельства против тебя, чем он тебе угрожал и зачем.

На лице Сары вновь появилось решительное выражение, она встала, крепко прижав к себе ребенка, направилась к двери, крикнула в створку:

– Джоанна! – потом повернулась и тихо сказала: – Не хочу это здесь обсуждать. Нынче утром у нас мало дел, она меня подменит.

Пришла плотная девушка и забрала младенца.

– Пойдем ко мне, – предложила Сара. – Это неподалеку.

– Хорошо. Я подгоню машину. Мне не нравится, что она за углом, где какие-то юнцы рыщут.

Машина стояла на месте, но стеклоочистители исчезли.

– Думаю, могло быть хуже, – с облегчением пробормотала Мередит.

– В моей квартире никто нам не помешает, – заверила Сара, пристально глядя куда-то вдаль.

Квартира располагалась на нижнем этаже одного из однотипных домов с эркерами. Только содержались они лучше, виднелись следы недавних переделок. Деревянные двери с двойным остеклением больше подходили перестроенным амбарам, чем жилым домам тридцатых годов. В некоторых окнах висели плетеные веревочные кашпо для цветов, кружевные занавески, жалюзи из деревянных бусин на ниточках. Сара привела крестную в комнату, где царил веселый фольклорный хаос с разноцветными лоскутными подушками и расшитыми скатертями.

– Боже, – охнула Мередит, – у тебя тут настоящий сад!

Кругом горшки с растениями – на подоконниках, полках, столах. В эркерном окне кадка с юккой напротив каучукового деревца высотой почти до потолка. Паутинные щупальца ползучей травы свисали над головой из подвесной корзинки.

– Мне все это Джон подарил, – небрежно отмахнулась Сара. – Садись, Мерри, я сейчас кофе сделаю.

Мередит уселась, не уверенная, что ей очень понравится сидеть в шалаше среди русских степей или в оранжерее ботанического сада Кью-Гарденс. Слышалось, как Сара возится с кофе на кухне. На ближней книжной полке в узком пространстве между двумя увесистыми томами по социологии она увидела в рамочке фотографию Джонатана Лейзенби, с которой он строго смотрел на заставленную комнатку, как бы репетируя тот момент, когда станет президентом Конфедерации британской промышленности.

Пришла Сара с кофе на подносе, Мередит разгребла на столе бумаги и книги.

– Зачем тебе труды по социологии? – поинтересовалась она.

– Хочу немножко повысить квалификацию. На высшие курсы не могу пойти, в средней школе не сдавала экзамен второго уровня сложности[24]. Можно было бы поступить в какой-нибудь технический колледж. – Сара нервно откинула волосы и протянула Мередит чашку. Потом села, сцепив руки, снова вертя на пальце рубиновое кольцо, в чем Мередит начинала видеть осмысленный знак. – Хорошо, что ты побывала в приюте. Пока я не начала там работать, понятия не имела, что существует нечто подобное… что есть женщины, которые живут такой жизнью. Действительно верила, что такое бывает только в книжках Диккенса.

– Кто привел тебя в приют Святой Агаты?

– Подружка одной моей подружки. Это вышло довольно случайно. Сюда бегут женщины, пережившие нечто ужасное. Одни просто напуганы, другие действительно пострадали, сплошь в синяках, и всякое такое. Дети, если они с собой их приводят, часто ведут себя плохо, сильно возбуждены, беспокойны. Матери страдают физически, дети душевно. Многие женщины признаются, что их самих в детстве били. Можно было бы подумать, что впоследствии такие девочки будут держаться подальше от мужчин. Но нет. Трудно понять, почему они так за них держатся. Часто уходят от нас, возвращаются к ним. Им идти больше некуда. У них нет родственников, которые могли бы помочь, или они стыдятся обращаться к родным. Нет ни жилья, ни денег. Иногда говорят, что на этот раз, может быть, обойдется, хотя отлично знают, что все будет по-прежнему. Но им время от времени кажется, будто надо вернуться. Они как бы напрашиваются на мучения.