– Она не скажет, Питер, – ровным тоном проговорила Мередит. – Зря теряете время. – Она опустила взгляд на прекрасное удивленное лицо кузины. – Прощай, Ева. Все погибло, отчасти по моей вине. Очень жалко. Прости.
Показалось, будто фиалковые глаза на мгновение расширились как бы в ответ на ее слова. Впрочем, это была либо игра воображения, либо предсмертный мышечный спазм.
Маркби приехал одновременно со скорой. Еву провезли на каталке мимо Лючии, которая с бесстрастным видом сидела в холле.
– Займитесь кухаркой, – тихо велел Маркби шедшему рядом с ним Пирсу. – Уведите, предъявите обвинение в сознательном и намеренном применении… Ну, сами знаете.
Пирс совсем приуныл, хотя у него это было не первое убийство, и направился к презрительно глядевшей на него Лючии. Тут на лестницу выскочил Альби Эллиот, о котором все как-то забыли, с выпученными глазами, с перекошенной физиономией. Издал невнятный вопль бесноватого, кубарем скатился по ступеням, на мгновение замер, дико глядя вслед санитарам, и с проклятиями бросился к кухарке. Руки его рванулись к аккуратно уложенным густым прядям волос, выхватили шпильки, так что волосы свободно рассыпались. Он размахнулся, ударил женщину в глаз, она вытянула смуглую руку, прикрылась. Маркби, Рассел и Пирс поспешили вмешаться.
– Ничего, ничего, сэр, – утешительно пропыхтел Пирс, умело обездвижив Эллиота.
– С ума сошел от горя, – пробормотал Маркби. – Я уже такое видел. Можете дать ему успокоительное? – обратился он к Питеру Расселу.
– Только если сам попросит.
Эллиот вдруг умолк, обмяк, перестал брыкаться.
– Черт побери… – выдавил он со слезами. – Черт побери… Черт вас всех побери…
После прекрасного бабьего лета день похорон был сырым и промозглым. Провожающие собрались на открытом кладбище на северной окраине Оксфорда под туманной моросью, на холодном ветру. Слова священника у могилы наполовину заглушал шум дорожного движения на Банбери-роуд.
Еву хоронили рядом с Робертом Фрименом. Мередит все казалось нереальным. Трудно поверить, что в гробу лежит кузина. Трудно представить, что она вдруг не появится среди собравшихся, элегантная и блистательная, мило благодаря за дивные цветы. Цветов очень много. Ева была бы довольна. Невзирая на обстоятельства, в толпе много известных личностей, и это ей тоже было бы приятно.
Сара с красными глазами, одеревеневшим от горя лицом, с длинными светлыми волосами, забранными в конский хвост, больше прежнего походила на школьницу. Питер Рассел, тоже убитый горем, хоть по другой причине, торчал у нее за плечом верным заботливым стражем. Джонатан Лейзенби отправился в срочную непредвиденную деловую поездку, как и следовало ожидать. Официально свадьба отложена из-за похорон, хотя всем известно, что она отложена навсегда. Плакал только один человек, Альби Эллиот, фактически вообще единственный плакавший над могилой. Он стоял в стороне в одиночестве, с непокрытой головой под дождем, стискивая букет красных роз. Слезы на побелевших щеках смешивались с дождевыми каплями. Мередит пробовала поговорить с ним, но он только таращился на нее, будто она выражалась на каком-то незнакомом, чужом языке.
Она неуклюже шагнула вперед, балансируя на доске, лежавшей в грязи вдоль открытой могилы. Яма была обтянута зеленым сукном, которое скрывало от зрителей свежевскопанную землю. Запачкав поспешно купленные черные перчатки, Мередит набрала горсть грязной земли и бросила в яму. Ком глухо стукнул в крышку гроба над бронзовой пластинкой.
Вот и все. Большинство людей уже разошлись. Поодаль в ожидании стояли могильщики, промокшие и напоминавшие ворон на заборе. Рассел тронул Сару за локоть – пора уходить. Эллиот, еле сдерживая рыдания, судорожно рванулся вперед, бросил букет в могилу, произведя не драматическое или романтическое, а причудливое и даже смехотворное впечатление. Так глубоки были его скорбь и отчаяние. Машины на Банбери-роуд сигналили без зазрения совести, стараясь перегнать друг друга.
Мередит пошла к автомобильной стоянке между аккуратными рядами могил. На муниципальном кладбище царит полный порядок в отличие от хаоса на деревенском церковном дворе. Из-за надгробия вынырнул Алан Маркби в черном галстуке и темном дождевике, которые всегда надевал на похороны, и последовал за ней. Она стащила грязные промокшие перчатки, скомкала, швырнула в урну. Потом взглянула на него.
– У меня в машине термос с кофе, – сообщил он.
– Очень предусмотрительно.
– Не моя заслуга. Мне его привезла сестра, Лора. Сказала, пригодится. Иногда она бывает чересчур заботливой.
Они уселись на передних сиденьях его неудобной отсыревшей машины, пили кофе из пластиковых стаканчиков, тоже присовокупленных заботливой Лорой, которая по неким собственным соображениям предусмотрительно запасла два. Кофе был переваренный, но горячий и живо разгонял кровь.