Я ушел к знакомым и попросился переночевать, сказав, что мой сосед привел женщину. Больше мне ничего не пришлось объяснять. Мне дали раскладушку, подушку и одеяло. Я лег и подумал: «Хорошие люди мои знакомые. Рядом с такими людьми и нужно жить. А мне выпало делить комнату с негодяем. Надо же! Но почему?»
Рядом в корзине лежал избитый Северок. Он был жив, но сильно страдал. Я решил, что утром отнесу его к ветеринару.
Утром я повстречал на улице Николая и не стал с ним здороваться. Но что ему было от этого? Он с безразличным лицом прошагал мимо, дымя папиросой и сутулясь, заскочил в автобус и там скрылся.
Я никогда не видел его друзей и даже знакомых, которые улыбались бы ему или горячо приветствовали. Никто не задерживался рядом с ним, чтобы поговорить. Он всегда был один. Может быть, из-за этого он и стал таким злым? Ведь когда появляются друзья-товарищи, это дает некое равновесие. А Николай давно уже уклонился в нехорошую сторону…
Ветеринар осмотрел Северка и сказал: «Похоже, его сильно избили, причем не собаки или другие коты, а человек».
Я рассказал, что нашел кота на улице.
«Он поправится, – сказал ветеринар. – А тот, кто его избил, – негодяй. Злобный тип. И счастья и удачи ему не видать. Наоборот… На него свалятся огромные неприятности».
Теперь я ненавидел Николая и мечтал сменить общежитие, а не только комнату.
Мы снова перестали разговаривать, и опять этот человек сделался грубее и неряшливее. Швырял окурки даже в ванну и на подоконник. Прожег папиросой мое одеяло. Ленился мыть за собой посуду.
Почти каждый вечер я проводил у знакомых – у таких же парней, как я. Они жили выше этажом. Они думали, что я прихожу к ним от скуки и поддерживали меня. Мы играли в лото и шахматы, а иногда брали книжки и читали. Однажды один из этих приятелей сказал, что в нашем общежитии не все коридоры выкрашены в одинаковый цвет. А я этого не знал. Стены коридоров первого, второго, третьего и пятого этажей – светло-зеленые, а четвертого – яично-желтого, причем только в левом крыле.
Я пошел проверить его слова. Поднялся по лестнице на четвертый этаж, свернул налево. И вдруг забыл, зачем пришел!
Дверь одной из комнат была приоткрыта, и оттуда выглянула девушка, а затем скрылась и захлопнула дверь.
Я обомлел: она была сильно избита! Нос и губы распухшие, под глазами почти черные синяки, подбородок и лоб в ссадинах.
Я бросился к двери, постучал и попросил: «Пожалуйста, открой! Мне нужно с тобой поговорить!»
В ответ было молчание.
Я стучал и просил, но мне не открыли. Тогда я решил оставить в двери записку. У меня был при себе карандаш, а вместо листка бумаги я использовал квитанцию из ремонтной мастерской. На ее чистой стороне я написал, что знаю, кто избил несчастную, и что этот негодяй избил еще кое-кого. Он должен за это расплатиться. Нужно обязательно его наказать.
«Прочитай мою записку, – сказал я. – Я положу ее под дверь. А сам отойду подальше. Не бойся, я ничего плохого не замышляю!»
Когда я отошел, дверь приоткрылась, девушка прочитала записку, не сходя с места и не закрывая двери. После этого она поглядела в мою сторону.
Я подошел, и меня пригласили войти.
«Этот человек живет в нашем общежитии на втором этаже? – спросил я. – Это он на тебя напал?»
Девушка сидела на кровати, опустив голову. Ее не только избили, но и до ужаса напугали. Это случилось три дня назад. Какой-то незнакомый мужчина зрелого возраста бросился на нее сзади и схватил за воротник пальто. Он ударил ее в лицо и повторил это снова и снова. Она падала, а он хватал ее и ставил на ноги. И бил только в лицо. Но за что?
«Я не знаю, кто он, – сказала девушка. – Я с ним не знакома. Но это очень злой человек… Очень страшный… Он сказал мне, что если я заявлю о случившемся в милицию, он на всю жизнь меня обезобразит. Сделает такое, что от меня будут шарахаться даже уроды…»
«Пойдем в милицию, – сказал я. – Я буду твоим свидетелем, скажу, что все видел».
Девушка перепугалась. В приступе страха она вскочила и стала ходить по комнате, мотая головой и повторяя: «Нет, нет, нет, ни за что!»
Она испытывала такой ужас, будто я предложил ей пожертвовать собой, бросившись в огонь.
Я понял, почему нападения Николая на женщин остаются без последствий: после избиения он до ужаса пугает свои жертвы – обещает изуродовать лицо.
«Как только синяки сойдут, я уеду отсюда навсегда, – сказала девушка. – Я уже все решила. Вернусь домой или поеду к подруге в Омск. А здесь очень страшно…»
«Здесь обыкновенно, – сказал я. – Просто тебе попался злой человек. Я живу с ним в одной комнате. Он редкий негодяй… Любит избивать женщин и вообще любит бить слабых, беззащитных. Но ведь нужно положить этому конец! Пойдем же в милицию».
Избитая девушка была непреклонна. Я говорил ей, что нужно постараться увидеть в моих словах спасение, но у меня ничего не вышло. Позже я понял, почему она так и не согласилась со мной. У нее впереди была вся жизнь, и она хотела прожить ее как можно лучше. Она не могла рисковать собой в восемнадцать лет. Ей было дорого ее будущее.