Злые люди и как они расплачиваются за свое зло

И директор сказал: «Бедняжка! Можешь не рассказывать подробности. Поезжай к доктору, если нужно!»

Тетя была довольна его искренностью в выражении чувств. Пожала ему руку. Назвала его самым чутким педагогом в ее жизни.

Мной она тоже осталась довольна. Выйдя назад, на школьный двор, она с улыбкой прошептала: «Изображай больную, дура! Нам это на руку!»

Эта женщина не забавлялась своей выдумкой насчет меня, а расчетливо подсчитывала расходы и прибыль, взвешивая и то и другое.

И я, и директор школы, и все прочие люди были действующими лицами в ее игре. Малейшее несоответствие или натянутость с нашей стороны вызывали в ней раздражение и ярость.

Однако ее милое, доброе, румяное лицо без явных признаков старения и печали на людях не менялось. Это было самое удивительное явление, связанное с этой странной женщиной. Тетя Света продолжала сиять, излучая терпение и благодушие и сохраняя вкрадчивые манеры. И только избавившись от свидетелей или укрывшись в каком-нибудь доме, своем или своих знакомых, она превращалась в бледную, злую, немыслимо испорченную ведьму.

Откуда берутся такие люди? Кто или что делает их такими злыми?

Я тогда не могла ответить себе на эти вопросы…

За полгода я поменяла четыре школы. Невообразимо! Тетя рассказывала школьному руководству, что я вот-вот умру, предоставляла какие-то справки, «основательные» медицинские документы, и директоры и завучи восклицали: «О, конечно! Что вы! Действуйте как считаете нужным, спасайте девочку!»

Выписавшись из одной школы, я поступала в другую лишь через две недели.

Все это время мы усердно «работали». Колесили из одной области в другую, высматривая в поездах пригородного и дальнего следования доверчивых людей, озабоченных своим пошатнувшимся здоровьем.

Я изображала прозревшую, избавившуюся от горба, глухоты, немоты, заикания, недержания, парши, мокрой экземы и всех видов сыпи, тиков, туберкулеза, гепатита, врожденного порока сердца и еще десятка болезней, немочей и дефектов, и люди мне почему-то верили.

Я давала им трогать свои руки, щупать кожу, волосы, ногти, показывала зубы, вытягивала ноги, говоря, что теперь они одной длины, а раньше одна из них была короче. Мне отвечали: «Ах, милая, какое чудо! Какая радость!» И всплескивали руками: «Ох, и бывает же такое! Надо же!» А затем вынимали деньги и отдавали тете Свете.

Я видела: на многих действует простенький платочек на моей голове – символ скромности и смирения. Тетя, конечно, предвидела это.

Я носила платок до наступления морозов, пока однажды у меня затылок не онемел от холода и я не взмолилась: «Я очень мерзну!»

Тетя Света раздобыла теплый платок и осталась недовольна: в нем я выглядела девочкой из зажиточной семьи.

Тогда она нашла для меня серый, грубый «бабушкин» платок, толстый и тяжелый, но когда я надела его, стала выглядеть как нищенка. Тете это тоже не понравилось. И она решила, что я буду носить куртку с капюшоном, а на голове у меня будет все тот же тоненький летний платочек. В нем я была похожа на девочку из простой, но очень хорошей, доброй, трудолюбивой семьи, и всем это было по душе.

Знали бы эти люди из поездов, как мне жилось!

У меня не было своей комнаты, а, по сути, и вообще своей крыши над головой. Я спала, где придется, в углах и на лавках, на сундуках и даже на голом полу. Мыться горячей водой мне приходилось нечасто. За полгода я побывала в бане лишь два раза.

Тетя давала мне тряпочку и ведро холодной воды и говорила: «Протри свое тело, а то от тебя пахнет грязью». Я снимала одежду и вставала в цинковое корыто, холодное и неприятное. Дрожала от холода и старалась поскорее «вымыться», чтобы снова одеться. Белье стирала в такой же холодной воде, хозяйственным мылом.

Через несколько месяцев из-за однообразной и неполноценной еды мое лицо сделалось серым, глаза перестали блестеть, кожа стала сухой. Ведь тетя давала мне только хлеб и кашу, иногда – рыбные консервы. Также нечасто я получала немного сливочного масла. Очень редко – молоко. Меня мучила изжога и горечь во рту, а ночью, бывало, я страдала из-за судорог ног. Было очень больно. Но жаловаться я боялась. Мои жалобы приводили тетю Свету в неописуемую ярость, это была ее самая отвратительная и характерная черта – бешено реагировать на мою даже самую маленькую претензию. Она почему-то думала, что я могу и обязана каждый день извлекать из себя безропотное терпение, а если я не делаю этого, я редкая дрянь. Мы обе видели, что я медленно увядаю. Но я не могла ничего поделать, а тетя не желала.

Но тетя, конечно, знала о разрушительном влиянии плохого питания. Иначе она не питалась бы так хорошо.

О, она любила набить брюхо!

Ей нравились нежное мясо, сочная отварная рыба, рассыпчатый рис, наваристые супы, тушеная или зажаренная до хрустящей корочки курятина, гречневая каша с маслом и грибами. Она обожала сыры и колбасы. Любила фрукты: груши, сладкие яблоки, апельсины и мандарины, и особенно сладкий виноград.