Перед глазами поблескивала гладкая отмытая плитка. Много плиток, целый кусок пола в плитках. Чистеньких, белых и смотрящихся после подземелья чертовски по-идиотски. Как будто это все хренов сон, и остается только проснуться. Только боль в теле, изможденном диким напряжением амока, говорила за себя. Во сне такого не случается.
Мускулы, налитые свинцом усталости, ныли. Тревожно и предупреждающе. Да-да, дерьмовее некуда. Теперь не побегаешь пару дней. Да и ходить выйдет плохо, пошатываясь и хватаясь руками за что попало. Если, вот ведь, такое случится. Он же где? Правильно. Под землей. В гостях. У Козлоногого. Кем бы тот ни оказался, вряд ли ему нужен расхаживающий взад-вперед и насвистывающий «Крошку» «пустынный брат».
Интересно… А за каким чертом его оставили в живых?
Ответ пришел вместе со скрипом, накатывающим из-за спины. Повернуться не получилось, лишь поерзать, как выброшенному наружу земляному червю. Или гусенице. Жирной зеленоватой гусенице, что никак не переберется к нужному листочку.
– Смотри, Гарри, дергается.
Гарри не ответил. Только пробулькал что-то невразумительное и засопел. Двое. За спиной. Дерьмовый расклад.
– Поднимай его, Гарри. Клади сюда.
Шлеп-шлеп, что-то, не иначе как рука, пошлепала по твердому. Жизнь налаживается: раз куда-то везут, то вряд ли убьют сразу. Неизвестно, конечно, хорошо это или плохо. Оказаться в плену у ублюдков, поедающих людей заживо, прибивающих к кресту или выбрасывающих под дьяволово семя… может, лучше было бы помереть еще внизу.
Рывок у Гарри оказался грубым и чудовищно сильным. Таким же, как и запах самого Гарри. Или вонь. Так должен вонять огромный хряк на свиноферме, гниющий заживо кандидат на ампутацию и сыр с плесенью для неженок, привозимый порой из Луизианы. Именно так, всем вместе, несло от чертова Гарри. Причина выяснилась быстро, стоило только оказаться на длинной каталке и оглядеться по сторонам.
Гарри не был человеком. Или был, но давно. И даже непонятно, сейчас это именно Гарри или мертвая, поднятая дьявольской силой оболочка? Кряжистая, мощная, опасная, тупая и послушная оболочка. Землисто-бледная, с грубыми шнурами-шрамами, виднеющимися под серой курткой с обрезанными рукавами, вытертыми джинсами и кожаным хирургическим фартуком. С головой в шишках, снулыми мертвыми глазами и остальным лицом, спрятанным под черным платком.
– Редко к нам попадают такие гости… – протянули сбоку и сзади. – Редко.
Женщина. Вроде бы молодая. С явным гортанным индейским акцентом. Ну, а как еще? Та ведьма, погибшая в корале, говорила правду. Шайенны, лакота, апачи, навахо, любые выродки этих племен всегда поддерживали Козлоногого. Гной, столетиями копившийся в нарывах резерваций, прорвало. И его не заткнешь байками миссионеров, политиков или бизнесменов. Сейчас не поможет даже самый надежный способ… выжечь свинцом, сталью и огнем. Ярость краснокожих рвала не только молодежь. Ярость находила лазейки даже в душах стариков, мудрых и многое видевших. Особенно если ярость поддерживается ужасами, наваждениями и посулами демона, прячущегося в глубине Мохаве.
Она выступила вперед. Дуайт дернул лицом. Не видел ее никогда раньше. Но не заметил ничего особо нового. Диковатая красота, подчеркнутая линиями синей и белой краски, черные глаза, черные волосы. Да и красотой назвать ее сложно. Козлоногий давал дары каждому из новых детей, кого-то уродовал, кого-то – наоборот. Эта ведьма явно не казалась парням из резервации красоткой. Она стала ею лишь сейчас.
И, уж куда без них, украшения из костей. Человеческих. Именно из-за них никто и никогда не жалел никого из огочи, проклятых отступников даже среди самих племен бывших хозяев континента. Свобода и вываренные, отполированные, украшенные узорами останки тех, кто говорил, любил, жил. Великолепная смесь.
– Ты боишься, рейнджер?
Дуайт не ответил. Конечно, он боялся. Только глупец не станет бояться здесь.
– Правильно делаешь. Ты просто не представляешь, сколько интересного тебя ждет.
О да, откуда же ему знать?
Накачать высушенной кокой человека или найти медицинскую укладку с бутарфанолом. Взять тонкий острый нож и длинными разрезами, от пояса и выше, спустить кожу к пупку. Привязать ее снизу, чтобы не сильно болталась, добавить наркотика и отпустить бедолагу в пустыню. Принимать солнечные ванны.
Связать голого человека, положить его внутрь бизоньей шкуры, оставив снаружи голову с зашитыми веками, и стянуть края шкуры грубыми нервущимися нитями. Поливать получившуюся личинку водой, день за днем, оставляя под палящим солнцем, ссыхающуюся и стягивающую пленника внутри, ломающую ему ребра и кости. И не забывать кормить и поить, вставляя в горло высушенную трахею того же самого бизона. Кормить человека, лежащего в усыхающей шкуре на жаре, в шкуре с единственным отверстием, из которого и торчит оплавленная солнцем слепая голова.