Змеелов в СССР

Иногда на фоне малиновых и красных халатов вдруг появлялся черный, как сажа, белудж в своих белоснежных, с волнистым напуском шароварах, в такого же цвета чалме и в черной или серой жилетке, надетой поверх белой рубашки. Шаровары у белуджей были таких колоссальных размеров, что им наверняка позавидовал бы знаменитый герой гоголевской повести «Тарас Бульба». В общем, такой «красавец» немногим отличался от демонов, какими их описывают легенды местных пустынных племен.

Кстати, чалма — это не только головной убор. Человек, умерший во время странствия, в дороге, будет завернут в нее, как в саван. То есть предмет многофункционален. Он тебя защищает от солнечного удара, концом его ты рот вытираешь после еды и в нем же тебя и похоронят. Удобно и выгодно.

И туркмены и белуджи, свободные люди и сыновья острого клинка, были в праздничных нарядах, разодеты как на парад. Базар — это место, где можно себя показать и других посмотреть. Несмотря на жаркую погоду на многих мужчинах было по два или три новых халата. Такое обилие халатов на одном человеке — признак богатства, благополучия.

Между тем гуру моды говорят: " Для того, чтобы охарактеризовать всю вульгарность этого человека, достаточно сказать, что он носит рубашки с лишней запонкой на груди". Вот вам и раз! Не могу себе представить, чтобы они сказали о человеке, одевшем в жару сразу три халата. Франт с такими вкусами несомненно будет бить по нервам.

Меня изумили украшения женщин. Цвет их одежды — длинные шелковые платья, легкие халаты, головные, расшитые узором, накидки — курте, — был такой же как у мужчин: малиновый, розовый, пурпурно-красный.

Но сколько же было на каждой всевозможных украшений! Сбыт ювелирки тут колоссальный! Начиная от высокого головного убора — борыка, вершка на полтора прибавлявшего туркменке рост и придававшего ей величавый вид — женщины буквально были осыпаны изделиями из серебра и золота.

Их нагрудные украшения — круглое, как блюдце, «гульяка» и тонкие серебряные бляшки так горели на солнце, так вспыхивали и переливались, что глядя на них можно было ослепнуть. Эти же и многие другие украшения мелодично позванивали, словно песенку пели, когда женщина шла по базару своей гордой независимой походкой в туфлях на высоченной платформе.

«Кто же создает эти драгоценности? — подумал я. — Хорошо бы взглянуть на них. Ведь это должно быть, большие мастера, талантливые люди. Охотно приобретающие золото для своих поделок».

Я смешался с толпой и едва сделал несколько шагов, еще не зная, с какой стороны начать осмотр базара, как вдруг возле уха моего раздался оглушительный вопль какого-то туркмена. Он кричал на ходу и быстро прошел мимо, но я успел запомнить его загорелое лицо, полузакрытые глаза под кудряшками черной папахи, широко раскрытый рот и вздувшиеся крупные вены на шее.

Между пальцами правой ладони, ребром приложенной к щеке, у кричащего были заложены деньги. Не сразу я догадался, что оглушивший меня своим криком человек — это базарный глашатай, джарчи. За определенную плату он рекламировал привезенные на базар товары, ориентировал, как мог, покупателя. Типа: «Подходи честной народ — у меня свой огород. Лучшие овощи и фрукты вы можете найти в восьмом ряду, место двенадцать. Подходим, не стесняемся!»

И себя, как глашатая, этот туркмен рекламировать не забывал. Деньги-то он не зря держал на виду, между пальцами. Внимание заказчика хотел привлечь и успешно конкурировать с другими джарчи, голос которых то и дело раздавался где-то в других концах огромного базара. Такие рекламщики сумеют продать песок в пустыне умирающему от жажды.

Что здесь господствует своя восточная специфика и тут вам не Советская Россия, я понял практически сразу. Рискуя быть названным еретиком, скажу, что Советская власть тут выступала в качестве скромной гостьи, на многое закрывающей глаза, позволяющей хозяевам жить привычной средневековой жизнью. Достаточно того было, что местные баи получили партбилеты, от начальника почты до начальника ЦК и порядок!

Сразу на базарной окраине, промышляли те, кто обслуживал любителей курения. Большей частью наркоманов. Специальные приспособления для курения устраивались прямо на земле из глины и тростниковой трубки. Глина нужна была главным образом для того, чтобы удерживать трубку в вертикальном положении.

В небольшое углубление на земле, перед трубкой, насыпался «табак» — чилим, его разжигали и — пожалуйста — кури! До одурения.

Желающих — хоть отбавляй. Одновременно курили по 10—15 человек. Диких детей пустыни. Курильщик опускался на колени, припадал к трубке и, ни разу не выдохнув, делал несколько глубоких затяжек. После, подняв лицо, с минуту, словно из паровозной трубы, выпускал изо рта густой табачный дым. Потом поднимался с земли и, чуть пошатываясь, шел на базар, либо торговать, либо делать покупки.

Такое курение называлось «ер-чилим».