Змеи и лестницы

– «Золотая маска» 1999 года.

В ушах Бори сами собой зазвучали слова вахтерши Серафимы Никифоровны: «Актер слишком много шуму производит. На себя одеяло тянет, даже когда не на сцене. Речь поставленная. «Подает себя», как у нас говорят». И тогда его посетило неожиданное откровение:

– Послушайте. А ведь Лапоногов – это вы.

– Умер я! Умер!

Уже усеян

земной мой путь листвой – сухой и желтой.

Вересень пожал плечами:

– Ну, как хотите. А на вопросы отвечать все равно придется.

– Вы новый участковый, что ли, дражайший? – артист высшей категории вышел, наконец, из образа и уставился на Вересня.

– Не совсем. Но по тому же ведомству.

Лапоногов дернулся и попытался отпрыгнуть к помойке, но Вересень перехватил его за рукав.

– Стоять!

– Стою.

– У меня только пара вопросов. Оперативно ответите – оперативно отпущу.

Все так же придерживая лауреата «Золотой маски» за рукав, Боря достал фотографию Марины Даниловой и сунул снимок ему под нос.

– Знаете ее?

– Пятьсот рублей.

– Не мелковато для Макбета?

– Тысяча, – тут же поправился Лапоногов.

– Хорошо. Знаете ее?

– Бездарность, как и все остальные.

– Марина Данилова?

– Она. Я ее Махой зову. Махой одетой, не путать с Махой обнаженной. Застегнута на все пуговицы… В эмоциональном плане, понятно. Искры не высечь, сколько ни бейся. Затевались с ней спектакль делать, но разве с бездарностями можно сработаться?

– Что за спектакль?

– «М. Баттерфляй». Или нет… «Любовь под вязами». Или нет? С такими бездарностями даже водевиль Лабиша не осилить. Жалкие людишки без шекспировского размаха!

– А кто еще… затевался?

– Приятель ее.

– Фамилия приятеля.

На челе артиста высшей категории отразилась нешуточная игра страстей.

– Тысяча, – заныл он. И добавил. – Пятьсот. Тысяча пятьсот.

– Да вы не Макбет! – поразился Вересень. – Вы Шейлок[17] какой-то!

– Тысяча пятьсот, – продолжал стоять на своем Лапоногов.

– Черт с вами. Фамилия приятеля.

– Рупасов. Денис Рупасов. Такой же бездарь, как и Маха. «Similis simili gaudet», – говорили древние. Подобное тянется к подобному, вот и нашли друг друга…

– Данилова и этот… Рупасов… близкие друзья?

На этот раз такса не изменилась – полторы тысячи за вопрос.

– «Она любима, любит и страдает, но жадный рок несчастную терзает», – почти пропел Лапоногов.

– Понятно.

– Я могу получить свой скромный гонорар, дражайший? Или интересуетесь еще чем-нибудь?

– Пожалуй, этого будет достаточно.

Вересень порылся в карманах, извлек на свет божий мятую купюру в сто рублей и протянул ее Макбету-Шейлоку.

– Все, что есть. Извини, приятель.

– Все? – на глаза Лапоногова навернулись слезы. – Обманули бедного артиста?

Чтобы избежать неприятной сцены, Боря сдал назад и, не оборачиваясь, заспешил к выходу со двора. Вслед ему неслось монументально-горькое:

– Нет в Датском королевстве подлеца,

Который не был бы отпетым плутом!..

…Побывав еще в нескольких местах, Вересень вернулся домой только к половине девятого. Мандарин встретил его недовольным ворчанием, после чего отправился на подоконник и просидел там минут десять, демонстративно отвернувшись от хозяина и время от времени подрагивая хвостом. Чтобы хоть как-то привлечь внимание дурацкого парня, Вересень достал из пакетика, принесенного накануне капитаном Литовченко, лакомство. И постучал пахнущей рыбой палочкой по столу.

– А вкусняшку? Не?

Мандарин даже не сдвинулся с места и не повернул головы. Только хвост заработал быстрее.

– Ну, у тебя характерец, – пробормотал Вересень. – Давай по-хорошему. Я, между прочим, не гулял. Занимался делом. И потом… Я тебе предупреждал с самого начала. О работе. Бывают дни, когда ее невпроворот. И с этим придется смириться. Эй?

Дурацкий парень больше не вертел хвостом и даже поменял позу: теперь на фоне окна, крыш и предзакатного неба маячил его профиль. Вересню хорошо был виден полуприкрытый глаз Мандарина: не голубой, как обычно, а красноватый, горевший прямо-таки демоническим огнем.

Ну и ну!

Отнеся странную цветовую трансформацию на счет глухо ворочающегося в небе заката, Вересень успокоился и возобновил переговоры:

– Так и будешь дуться? Если будешь – учти: ничего тебе не расскажу. Хотя узнал сегодня много интересного. Оч-чень интересного. Очень.

Тактика, выбранная Вереснем, оказалась правильной. После намека на тайну дурацкий парень оживился, спрыгнул с подоконника и на секунду застал перед Борей.

– Мир? – с надеждой в голосе спросил Вересень.

Мир наступил не сразу, а только после того, как была съедена первая рыбная палочка, а затем и вторая. Расправившись с лакомством, Мандарин по привычке забрался к Вересню на шею и вместе они двинулись в комнату. И застыли перед магнитной доской. Затем Вересень прикрепил к доске две фотографии и отошел на метр, любуясь содеянным.

– Новые фигуранты, – объяснил он Мандарину. – Пока неясно, каким концом они к этому делу. Но, чует мое сердце, – как-то замешаны… А ты что думаешь?