Змея, крокодил и собака

(Мне известно о ходивших дерзких и неуместных слухах по поводу того, что Рамзес – единственный ребёнок. Замечу только, что его рождение привело к определённым осложнениям, которые я не намерена подробно описывать, поскольку они касаются исключительно меня.)

Теперь я оказалась с другим ребёнком на руках: не с податливым младенцем, но с девушкой на пороге взросления, чьё прошлое было ещё более необычным, чем у моего катастрофически преждевременно созревшего сына. Что же мне с ней делать? Как я могла научить её поведению в обществе и заполнить колоссальные пробелы в её образовании, что было необходимо для обретения счастья в новой жизни?

Без сомнения, большинство женщин, отправили бы её в школу. Но я надеюсь, что знаю, к чему меня призывает долг. Отправить Нефрет в узкий женский мирок закрытой школы[15]

– изысканная и исключительная жестокость. Мне легче было общаться с ней, нежели любому учителю потому, что я понимала мир, в котором она жила раньше, и потому, что я разделяла её презрение к абсурдным стандартам, налагаемым так называемым цивилизованным миром на женский пол. И... Девушка мне нравилась.

Если бы я не была честной женщиной, то сказала бы, что люблю её. Без сомнения, именно так мне и полагалось чувствовать. Она обладала качествами, которые любая женщина хотела бы видеть у своей дочери – мягкостью характера, интеллектом, честностью и, конечно же, необычайной красотой. Последнее ценится обществом (в отличие от меня) прежде всего, но и я не могла оставаться равнодушной.

Именно таким женщинам я всегда завидовала. Так не похожим на меня. Мои волосы – чёрные и грубые. Её – текли золотой рекой. Её кожа была кремовой, а глаза – васильковыми. Мои... нет. У её тонкой фигуры, вероятно, никогда не появятся выпуклости, отличающие моё телосложение. Эмерсон всегда заявлял, что именно они его устраивают больше всего, но я замечала, как его глаза внимательно следили за изящной фигуркой Нефрет.

Мы вернулись в Англию в апреле и, как обычно, обосновались в нашем кентском доме, в Амарна-Хаусе[16]

.

Впрочем, не совсем так, как обычно. В другое время мы бы немедленно приступили к работе над ежегодными отчётами о раскопках, поскольку Эмерсон гордился тем, что публиковал их со всей возможной скоростью. В этом году объём письменной работы был меньше традиционного, ибо наша экспедиция в пустыню заняла бо́льшую часть зимнего сезона. Однако по возвращении в Нубию мы провели несколько плодотворных недель среди пирамид Напаты[17]. (И хочу добавить, что Нефрет оказалась просто находкой. Она проявила исключительную склонность к археологии.)

Я не могла помочь Эмерсону, как в прошлые годы. Уверена – нет смысла объяснять, чем я была занята. На плечи Эмерсона легло немалое бремя, но на сей раз он не жаловался, отмахиваясь от моих извинений со зловещей любезностью.

– Всё в порядке, Пибоди, потребности девочки – прежде всего. Дай мне знать, если понадобится моя помощь. – Эти нехарактерная приветливость и использование моей девичьей фамилии (Эмерсон употребляет её, когда испытывает ко мне особенно бурные чувства или же хочет в чём-то убедить меня вопреки моему мнению) вызвали мгновенные подозрения.

– Ты ничем не можешь помочь, – ответила я. – Что знают мужчины о женских делах?

– Хм, – поспешно отступил в библиотеку Эмерсон.

Признаюсь, что мне нравилось обеспечивать девушку надлежащим гардеробом. Когда мы приехали в Лондон, у неё не было ничего подходящего, кроме ярко раскрашенных халатов, которые носят нубийки, и нескольких дешёвок из магазинов готового платья, купленных мной в Каире. Интерес к моде, я считаю, несовместим с умственным развитием, равным или превышающим интеллектуальные способности заурядного человека. Поэтому я щеголяла (стоит ли объяснять, что это – выражение Эмерсона?) в подоткнутых ночных рубашках и облегающих нижних юбках, цветастых панталонах и мятых блузках. Сюда же отнесём перчатки, шляпы и карманные носовые платки, купальные костюмы и велосипедные блумеры[18]

, халаты и сапоги с пуговицами, а также ассортимент радужных атласных поясов с соответствующими лентами.

Я позволила себе несколько покупок, потому что зима в Египте всегда оказывает плачевное влияние на мой гардероб. Мода в этом году была менее смешной, чем в прошлом: исчезли турнюры, рукава с буфами уменьшились до разумного размера, а юбки стали мягкими и длинными вместо массы нижних юбок. Стиль, особенно подходящий лицам, не нуждающимся в «искусственных дополнениях», чтобы помочь в выделении отдельных областей тела.

По крайней мере, мне казалось, что мода стала менее смешной, пока я не услышала комментарии Нефрет. Её развеселила сама идея купального костюма.

– Какой смысл надевать одежду, которая промокнет? – спросила она (и не могу не согласиться с обоснованностью вопроса). – Разве здешние женщины принимают ванну в модных нарядах?