Змеиный Зуб

Сепхинор ободряюще улыбнулся леди Кее. Такой уж была эта женщина: ей не хотелось оставлять его одного, пускай он и чувствовал себя отлично в этом центровом домике наедине с собой. Они с Уолзом частенько оставались здесь, чтобы, наверное, присмотреть за ним. Не догадываясь, что он именно из любви к уединению живёт здесь, а не в Летнем замке. Хотя до него всё же было рукой подать. Змеятника-то у Кроморов не имелось. В любом случае, что-то в этом было: приятно иногда было вернуться не в холодный дом после учений с кадетами морской стражи или занятий с Кристором. Но Сепхинор всегда и вовек был слишком занят своими мыслями, книгами и думами, чтобы хотеть с кем-то делить жильё.

Он покосился в гостиную, на люльку с ещё безымянной девочкой, а затем устремился наверх. Предательски заскрипели ступени. Он пытался ступать как можно тише. Затем взялся за ручку двери и оказался в своём царстве, полном чертежей, книг и террариумов. Все змеиные жилища пустовали, кроме одного: того, куда он поселил Легарна. Уже практически легендарный бумсланг обнаружился в сентябре в чародейской башне замка. Сепхинор сразу решил, что постарается сделать его своей ксакалой, и неважно, что тот совсем не дотягивает до размеров какого-нибудь Ловчего. Отцовский бушмейстер пугал больше видом, но ничего не смыслил в деле.

С облегчением он закрыл за собой. И… попал в ловушку.

Из засады на него прыгнула Бархотка. Она обхватила его шею и закрыла ладонями глаза.

– Угадай, кто? – прошипела она ему на ухо. Занимающийся вой Золотце защекотал уши. Судя по скрипу кровати, колли поднималась прямо с подушки.

Сепхинор протяжно вздохнул. Надо было догадаться.

– Вампир, – ответил он страдальческим голосом. – Королева вампиров. Не ешь меня, пожалуйста, я тебе ещё пригожусь.

– Чем это ты мне пригодишься?

– Я одолею Золотце прежде, чем она начнёт петь крещендо и разбудит дочку леди Кеи!

– Кажется, это то, что мне нужно!

Её ручки соскользнули с плеч Сепхинора. И тот, весело покосившись на её круглое лицо, шмыгнул к собаке и обнял её, запустил руки в её отросшую рыжую шерсть. Золотце уже не была щенком: она стала настоящей взрослой колли. И в её обязанности входила пастьба всех домочадцев. Она относилась к ним очень серьёзно. А взамен требовала много ласки при любом удобном случае. И, превышая свои полномочия, частенько спала не в гнезде из старых рубашек, а прямо на постели. Сепихнор зарылся носом в её белый воротник и унял её заливистое урчание. После чего выпрямился и поглядел на Бархотку укоризненно, пока длинный собачий нос тыкал его в ухо.

– Зачем ты на меня охотишься? А кто тебя будет возить на прогулки, если ты меня слопаешь?

Девочка была в домашнем персиковом платье с рукавами-фонариками. Её волосы уже были расплетены и собраны в две короткие косички; она явно ещё даже не начинала готовиться наряжаться к празднику.

– Я думаю, ты не в том положении, чтобы со мной препираться, – резонно заметила она и вытащила из кармана письмо. Массивная красная печать украшала красный конверт. И Сепхинор замер, перестав чесать Золотце. Он протянул:

– Ты же дашь его мне, да?.. Ты не читала его?

– Сначала скажи мне, что там. Приглашение на вампирский бал, не иначе? Там будет Валенсо?

– Да что вы все с ума посходили по этому Валенсо! – закатил глаза Сепхинор. – Ты что, забыла, как он устраивал нам допрос в «Рогатом Уже»? Почему, как только он стал вампиром, все девчонки сошли по нему с ума?

– Не знаю! Кто-то говорит, что он всех заколдовал, а кто-то – что он просто настолько прекрасен сам по себе, что это неизбежно! – всплеснула руками Бархотка. – Бездушный сердцеед, ночной охотник! Прошлой ночью на приёме в Летнем замке он даже не танцевал ни с кем, просто сидел и сверкал глазами! Но там была такая история: мимо шла леди Фина – ну та, которая Фина Луаз, но она отказалась от фамилии, чтобы не приносить клятву за всю семью – и обсуждала с мистером Николасом Уизмаром, гильдейским представителем, что, дескать, не понимает, чего всем дамам может быть надо от вампира, если он мёртвый, и он, следовательно… ну, вроде как, ничем не может быть полезен. Валенсо тогда встал, подошёл к ней и сказал, что она слишком смело рассуждает, не зная, что он может. И что всем, вестимо, надо от него большой и светлой любви, только он её никому не даст. «Кому может быть нужно что-то настолько бесполезное, как любовь?» – усмехнулась ему Фина. И он сказал ей: «Вы рассуждаете так до тех пор, пока не поймёте, что это единственное, что женщин вообще интересует». «Ежели так», – ответила Фина, – «То вы беспросветный дурак, ибо я знаю как минимум одну женщину, которой и на вас, и на любовь, ровным счётом плевать». «И кто же она?» – спросил Валенсо. «Я!» – рассмеялась Фина и ушла с мистером Уизмаром на террасу. А Валенсо с тех пор, кажется, сам не свой! Вдруг она-то и утащила его сердце?