Змеиный Зуб

Они танцевали до тех пор, пока разбушевавшаяся от веселья дамочка не сшибла оркестр, и те не разлетелись на множество косточек. Пришлось закончить с плясками и перебраться за стол, и выпить вина. Что это было за вино, Валь не знала, но оно пьянило сильнее виски, а на вкус было так прекрасно, что затмевало всё, что она когда-либо пробовала.

Потом рендритка заявила, что без музыки ей не интересно, и принялась собирать скелетов обратно, путая их части между собой. А Экспиравит и Валь вышли на крышу башни подышать свежим воздухом. Накрапывал слабый дождичек. Бабье лето сулило ещё много тёплых ночей и по меньшей мере один солнечный день.

Они вдвоём подошли к башенным зубцам. Хотелось и болтать, и молчать; и смеяться, и плакать. Но у них не выходило толком ничего из этого. Они просто смотрели на клубящиеся над морем тучи и ловили носом сладостный аромат дождя.

– Знаешь, – обратился к ней Экспиравит и извлёк из кармана свой талисман – камушек, похожий на призрака с двумя чёрными глазами. – Скажи. Ты правда увидела в звёздах, что моё истинное имя – это Альб?

– Конечно, нет, – хмыкнула Валь. – Мне Адальг рассказал, что когда-то он побывал в твоём доме на дереве. Я просто… нагло воспользовалась твоим секретом.

– Тьфу, – вздохнул Экспиравит и, размахнувшись, кинул камень далеко, в сторону хвойных кущ. – Тогда и не надо.

Белая точка мелькнула и исчезла. Валь проследила за ней глазами. Грудь её сдавило ощущением необъяснимой радости, и она прильнула к плечу вампира, обняв его руку.

– Однако есть много разных вещей, которые я сейчас посчитала бы за чистую мистику. Мне столько всего надо рассказать тебе, – заговорила она. – Столько, что сама теряюсь. Но это так странно и причудливо. Сам посуди: когда Кристор сказал, чтобы я угадала, кто из вас граф, я ведь понятия не имела, но Эпонея…

Экспиравит оправил на ней её нарядный плащик, облокотился об один из зубцов и подпёр подбородок, умиротворённый, готовый слушать её бесконечно. У них было столько времени, сколько они бы захотели: весь остров считал, что Вальпурга мертва. За редким исключением.

Можно было считать, что Долгая Ночь началась уже в пятом часу дня. За окном было не видно ни зги. Снег щедро сыпался хлопьями, глохли звуки отдалённых песен, и весь мир будто закутался в белый шерстяной платок. Пощёлкивало пламя в камине. Леди Кея сидела, усталая, у окна, и качала люльку со своей несносной дочкой. Глубокие круги залегли у прекрасной леди под глазами. Капризная девочка тянула из неё все силы; но леди Ориванз благодарила богов за всё в своей жизни, и поэтому старалась улыбаться даже теперь. Недоделанное шитьё в пяльцах лежало на её коленях, укрытых юбкой траурного платья. А думы уносили её далеко-далеко за пределы домика Кроморов.

Рука соскользнула с края люльки. Веки сами смыкались. Но стук копыт под окном разбудил её, и она потрясла головой, отгоняя сонливость. Затем увидела серый бок Фиваро, а после с возмущением разглядела, что он опять не внуздан: Сепхинор прискакал на нём, правя одним лишь хлыстом.

Она не стала вставать, чтобы не будить малышку, но упёрлась взглядом во входную дверь. И когда та раскрылась, тут же приложила палец к губам, чтобы заснеженный юный виконт Эльсинг не поздоровался с ней с порога. Он сразу всё понял. Аккуратно прикрыл за собой, бросил плащ на комод и почти на цыпочках проследовал внутрь. Кея всё же поднялась на ноги и прокралась к нему навстречу, пока он разматывал мокрый шарф.

– Зачем ты так делаешь, Сепхинор? – укоризненно прошептала она. – По темноте да без уздечки. Кто тебя научил? Одно неверное движение какой-нибудь летучей мыши – и ты уже упал! В лучшем случае – в сугроб, в худшем – глазом на какой-нибудь забор!

– Только не с Фиваро, миледи, – заверил Сепхинор. Для своих шести лет он иногда казался умнее Уолза, и почти всегда был преисполнен неземного спокойствия, которого Кея не видела даже в священниках. – Фиваро не боится ни взрывов, ни гейстов.

– Но он всё же конь, и мало ли, что может случиться…

– Леди Ориванз, я вам клянусь, что вам не за что переживать, – заверил Сепхинор и оправил на себе пиджачок. А затем посмотрел на неё мудрыми грушевыми глазами. – Золотце наверху, да? Вы правильно сделали, что её закрыли. Иначе бы она как начала свои песни…

– Да, – слукавила Кея. Она не стала говорить, что Золотце ускакала на второй этаж не просто так. – Ну ладно, иди. Долго вы с Уолзом на плацу рассекали? Он сам-то домой собирается?

– Он? Ну да. Он учил молодую лошадь курбету. Надеюсь, он не очень увлечётся.