Он вынес её в небольшую гостиную. Музыка сразу зазвучала громче: задорный островной танец, что исполнял маленький оркестр, ритмично отражался от мшистых стен. Музыканты были первыми, кого Валь увидела. Это были скелетики: такие же, как и тот, что сидел здесь раньше с трубкой во рту. Только эти двигались. Вот и он, Миромо; а с ним ещё приземистый скелет в пышном мятном платье, и ещё один в драном сюртуке, и другой в бардовом пиджаке. Одни играли, другие играли и пели. И под старания этого ансамбля весело плясал Кристор с некоей вольно одетой в рендритское дамой. Стрекозиные крылья в её растрёпанных волосах шуршали и сверкали, и метался от её прыжков широкий узорчатый подол.
Увидев молодожёнов, танцующие спешно прервались. Кристор тут же подошёл ближе. Его зубастая улыбка всё так же излучала полнейшее дружелюбие:
– Вот и вы! Поздравляю вас ещё раз! Как же складно получилось, – добавил он почему-то, тоже осмотрев лицо Вальпурги.
– С праздником, всех благ, всех свершений! – перебила его молодая рендритка и выросла перед их парочкой. Валь с удивлением увидела на её плечах свою змею. Дама сняла Вдовичку со своего неприличного декольте и торжественно вручила его графине:
– Держи, Вальпурга, и больше не теряй, – наставительно сказала она. Её лицо казалось странно знакомым, хоть Валь и не могла быть уверена, что когда-либо встречала её. Она с благодарностью взяла свою мулгу и прижала её к своей груди. А затем уставилась на скелетный оркестр.
– Что это? – выжала она из себя.
– Что? Магия, конечно же, – всплеснула руками рендритка. – Виски и магия! Ну, ну, бодрее! – и она защёлкала пальцами. Скелеты заиграли ещё более резвую мелодию. И Кристор, пыхтя, принялся догонять её своим нехитрым плясом.
Валь хотела было спросить ещё, но слова застряли в горле. Она только смотрела большими глазами. Экспиравит понёс её дальше, к джентльменскому столу, и она успела расслышать лишь, как Кристор восклицает:
– Давай, расскажи, кто из них самый отпетый!
– Ты хотел сказать – самый смешной? Вот этот! Он очень ладно болтает о колдовстве, в котором ничего не смыслит!
Валь замедлилась в своих запутанных мыслях. Но затем потрясла головой и заставила себя отложить их на потом. Перед родственниками очень важны приличия.
Экспиравит усадил её на диванчик и сел рядом. Два похожих друг на друга вампира, что расположились напротив, раскрыли свои карты:
– Стрит флеш, – заявил один из них.
– Фолд, – вздохнул второй.
Валь смирно положила руки на подол и встретилась взглядом с победителем. Он был по-вампирски сероват, изысканно одет в расшитый камзол с белоснежным жабо. И его породное видирское лицо смотрело на неё спокойно и мягко.
Вот его Валь точно видела. Даже среди островитян он выглядел слишком броско в своей складности. Мертвецкие упыриные черты и покрасневшие глаза мешали вспомнить тотчас же, но она уверилась, что вот-вот поймёт, кто это.
– Ну, Валь? – улыбнулся он ей.
Голос. Голос не меняется, даже если смотришь на человека не снизу вверх, как в десять лет, и оттого никак не можешь понять, кто это.
Горло сжалось, и она выдохнула:
– Па…?
Точь-в-точь как на портрете. Человек со взглядом, смотрящим куда-то далеко за горизонт, гордым профилем и извечным умиротворением познавшего всего на свете мудреца.
– Рад тебя видеть, – просто сказал он.
Если бы это была реальность – та самая, с приёмами, балами, смертями, приличиями, – Вальпурге оставалось бы только снова упасть на колени и расплакаться, не веря, что она снова видит его.
Но здесь абсурд смешался с явью, и поэтому она даже не оцепенела. Будто это было чем-то самим собою разумеющимся. Только искреннее недоумение отразилось на её лице. Рука Экспиравита ласково прошлась по её плечам, давая понять, что ей нечего переживать. И поэтому Валь ограничилась трепетным:
– Я так надеялась, что ты смотришь на нас. Мы так берегли твой змеятник. Твой портрет.
– И я знаю об этом, – ласково ответил ей почивший герцог. – Я видел вас и гордился вами. Тобой и маленьким Сепхинором. Я буду очень рад с ним познакомиться. Иногда, правда, мне хотелось бы уметь закрывать глаза.
Валь не знала, о чём он, но надеялась, что не о пьянках с Рудольфом. Она распалилась и спросила уже откровеннее:
– Па, я одного не понимаю. Почему ты сказал нам «Эдорта»?
Тот поднял брови и протяжно вздохнул. И ответил доверительно своим бархатным голосом:
– Ну, потому что не отсиживаться же ей вечно после всей той каши, что она заварила.
– Ей? Маме? – не поняла Валь.
– Конечно.
– При чём тут она? О чём ты?
Вальтер переглянулся со своим соперником по покеру. И посмотрел на дочь то ли сокрушённо, то ли иронично: