Солдаты графа не только стерегли улицы со спин лошадей и смотровых вышек, но и обустраивались в покинутых домах, болтали между собой на перекрёстках улиц, строили, даже торговали. Будто всегда тут жили.
На несколько мгновений Валь растерялась, растворилась в шуме чужого, поруганного Брендама. Она отказывалась верить, что это он. Город, который никогда не был покорён. Город, который вырастил столько поколений змеиных дворян.
Ноги сами побрели вперёд, и злые мысли нарастали в голове. «Захватчики уже приходили к нам», – напоминала она себе. – «Они уже пытались стать хозяевами острова. И остров не раз доказывал, пускай и не сразу, что у него не может быть хозяев – только дети, только мы, покорные Великому Аспиду».
Чем дальше, тем хуже. Она шагала вниз по улице, к набережной, и видела не только следы разрушений, но и следы насилия врага над людьми. Уже издалека стало заметно, что не фонтан сплетённых кобр украшает порт, а длинный, ужасающе длинный помост с висельниками.
Валь отчаянно не хотела идти мимо, но она должна была знать. Негнущимися ногами она подвела себя к началу этого ряда. Помост стерегли отвратительные головорезы, никого к нему не подпускающие; и потому родичи казнённых, плачущие, отчаявшиеся, попросту создавали толпу на набережной и смотрели, неотрывно смотрели на качающиеся трупы.
Островитянин, тененс, островитянин, тененс… одни действительно умерли от удушения, а других повесили уже убитыми, в назидание, и кровавые дыры от пуль в их телах не скрывали этого.
А вот и солдаты в чёрных мундирах… такие же наёмники графа покачивались на холодном ветру рядом с теми, кого они явились убивать. Валь задумалась, почему захватчики не похоронили с почестями павших товарищей. И только потом в глаза ей бросилась большая красная надпись, что тянулась по всему дощатому помосту: «Мародёры».
Вальпургу бросило в жар, она отвернулась. Она помнила стрельбу на рынке и человека, что хотел наставить на неё револьвер. Хуже всего было воскрешать в памяти его золотистые глаза.
Он тоже был островитянином, но повёл себя, как чужак.
Она подобрала подол и пошла по грязному снежному месиву проспекта Штормов, высоко держа голову. Больше ничего ей и не оставалось.
Здесь людей было, как и всегда, пруд пруди. Захватчики толпились вперемешку с тененсами, возили доски и срубы, покупали еду, продавали трофеи. Один из торгашей назойливо окликал Валь, даже пошёл за нею, и она хотела было отмахнуться; но затем, когда он крикнул раздражённо:
– Да какая ж ты упрямая рендритка, будто кобра, что задрала башку и ничего не хочет видеть у себя под ногами!
Тогда она свирепо обернулась и увидела барона Зонена Хернсьюга. Молодой, известный своей горячностью и популярностью у противоположного пола, Зонен нынче облёкся в невзрачный камзол. И шагал следом за нею, сильно хромая.
Валь остолбенела и побелела. Она хотела извиниться, но придержала язык, и верно; Зонен спросил язвительно:
– Делаешь вид, что меня не знаешь, и что тебе больше не нужны куриные лапы для твоих вшивых ритуалов? Да кого ты обманываешь?
Глаза Валь пробежались по толпе, задержались на одном гвардейце в чёрном, затем на другом. Те внимательно следили за проспектом, оно и понятно. Поэтому она уперла руки в бока и, подражая тону Зонена, ответила сердито:
– У меня дел что ли нет, кроме как в твоей лавке табак нюхать?
– А у меня в ней нынче всякое интересное есть, и лягушек сушёных я специально для тебя у поставщиков испросил!
Валь немного расслабила плечи и махнула рукой:
– Ладно, чёрт с тобой. Показывай своих лягушек.
Зонен поманил её за собой, и она с готовностью пошла вместе с ним к травяному магазину Сизы. Она видела, что он ходит с таким трудом из-за боли – должно быть, он был ранен в ногу.
Уж кто-кто, а Зонен наверняка поскакал на вражеский авангард одним из первых. Представив его в бою, Валь даже подивилась тому, что видит его живым. Но это, без сомнения, осчастливило её омрачённое сердце.
Окна лавки тоже были разбиты, внутри царил хаос, и весь пол был в снегу. Повсюду блестели осколки банок и склянок, а на стойке оранжевым пятном сияла сушёная бабочка-монарх. Зонен прикрыл за баронессой наспех сколоченную из досок дверь без ручек, а затем подтащил себя к табурету и сел на него. Валь подавила желание броситься к нему и взмолиться, спрашивая, чем она может помочь. Но сквозь многочисленные дыры в двери и провалы окон их при желании можно было слишком хорошо видеть.
– Ну-с, я на всякий случай ещё раз представлюсь: купец-травник Сизон, – криво усмехнулся Зонен.
– Эйра, дочь Эйры, дочери Эйры, чародейка семьи Моррва и бывшая советница Беласка, – кивнула Валь в ответ.
– Служишь баронессе, стало быть?
– Служу.
– А баронесса, стало быть, всё ещё в башне сидит? – без обиняков спросил Зонен.
– Где ж ей ещё быть?