Знайки и их друзья. Сравнительная история русской интеллигенции

Место образованного человека в трансформации страны определяет ходячая формулировка 1910‐х годов – «типичный капиталистический интеллигент». Новые Вехи ставил знаменитый одноименный сборник. Это был призыв к воспитанию правового сознания, профессиональной ответственности и внутреннего устроения, но не в просвещенческом духе, а на пути синтеза либерально-европейских ценностей (богатство не только духовное, но и материальное осмеливаются признать условием действительного успеха) и православных, заново переосмысленных на языке европейской образованности. Новое наглядно видно по резкой реакции противников: «Все пахло веховщиной. Вы могли отмывать руки дегтярным мылом, но запах этот преследовал вас даже ночью», – изощрялся Троцкий. И как безошибочный признак грехопадения: «В эти годы не любили Салтыкова[-Щедрина]». В появившемся уже перед лицом катастрофы сборнике «Из глубины» (1918) прежние авторы «Вех» предлагали программу синтеза: «Гуманисты» русского общества должны выступить «в союзе со святыми», чтобы преодолеть «звериное начало русской души». Не получилось. Почему?

Лейтмотив, ядро самосознания определялся по-прежнему «освободительным движением», в котором «капиталистическим интеллигентам» оставалось незаметное место чеховских «дядей Ваней». Конфликт общества с государством продолжал негативно влиять на развитие общественных механизмов. Власть изолирована и не может рассчитывать на сотрудничество с интеллигентской общественностью и в своих благих начинаниях. Даже «Вехи» гнушаются протянуть государству руку, обращаясь лишь к той же общественности. Государство существующее – не более чем необходимое зло, никто не хочет допускать, что либеральные свободы могут не совпадать с социальным прогрессом, и даже, как выяснилось после февраля 1917-го, противоречить ему. У знаек еще нет наглядного опыта, что коллективный разум может быть не только устроителем, но и могильщиком гражданского общества.

В отсутствие сотрудничества с властью «капиталистическая интеллигенция» изолирована и не может вместе с другими конструктивными силами контролировать массы, делая из народа нацию. За неимением фигуры «буржуа» русская потенциальная середина по-прежнему расколота на разные идеологии; это социальная, идейная и культурная мешанина слоев и народностей, которая становится скорее фактором нестабильности, чем опорой. В результате национальное единство остается в условиях военных лишений фразой и рушится при активном содействии «идейной» интеллигенции.

Напутствие новой эпохе, во многом сравнимое с веберовской лекцией перед мюнхенскими студентами («Наука как призвание и профессия», 1918), оставил незадолго до высылки элиты интеллигенции из страны социолог Питирим Сорокин в своем выступлении в Петербургском университете (1922). Как итог пути Сорокин констатировал полное фиаско интеллигенции XIX века, но в то же время парадоксально обнаруживал преемственность с ней: «Задача возрождения России падает на ваши плечи, задача – бесконечно трудная и тяжелая. Вы оказались на великом распутье, без путей, дорог и спасительного плана. „Отцы“ ваши не могут помочь вам: они сами оказались банкротами». Новый идеал интеллигенции должен стать возвращением к старому, святости «Нила Сорского и Сергия Радонежского», с «религиозным отношением к жизни». Но в него Сорокин включает главным условием веру в спасительность чистого знания и миссию «знаек»: «Первое, что вы должны взять с собой в дорогу, – это знание <…> науку точную, как проверенный компас, безошибочно указывающую, где Истина и где Заблуждение <…> Ваш успех будет означать спасение 100‐миллионного народа от физической и духовной смерти». Наступившая эпоха наглядно показала 100‐миллионному народу, что знание и спасение не располагаются на одной прямой, а также куда именно заводит стрелка компаса науки, «безошибочно указывающей, где Истина».

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Гостинник. Не способен, мне кажется, к управлению тот, кто посвятил себя наукам.

Кампанелла, «Город Солнца»

Писатели не вечно будут скитаться среди нас неприкаянным, покинутым израильтянином! <…> Все, что обладает незримой, но мощной силой, сбросит когда-нибудь свои покровы, повязки, и шагнет наружу с явно слышной, для всех очевидной силой.

Томас Карлейль