Знайки и их друзья. Сравнительная история русской интеллигенции

У стоящего на крымском берегу Пушкина таковыми еще названы, напомню, Байрон и Наполеон, однако в дальнейшем земные владыки подобного эпитета не удостаивались, и двоевластие характерным образом было изгнано: «Эмансипация культуры, – цитирую В. М. Живова, – освободила огромный религиозно-мифологический потенциал, который прежде – в русском Просвещении – был отнесен к государству и монарху как устроителям космической гармонии на земле и создателям новой Аркадии. Этот религиозно-мифологический потенциал был перенесен теперь на саму культуру, и поэт получил те мироустроительные харизматические полномочия, которые ранее усваивались императору <…> Хранителем социальной гармонии и распорядителем общественного блага оказывается не политик, а поэт и писатель».

В словесной реальности уже с античности в изобилии имеются представления образованного мира об идеальном государстве, и в них власть знания отождествляется с властью политической. Так или иначе нам рисуют владычество мудрецов: начиная от трактата Платона с его правителями-философами и до многочисленных утопий и антиутопий Нового времени, с собственно «Утопии» Томаса Мора и его «протофилархами» из числа ученых, и далее, вроде того же Солнечного города Кампанеллы, Новой Атлантиды Фрэнсиса Бэкона и т. п. Не отставали и наши: русская утопия как жанр вообще сформировалась в эпоху Просвещения и насыщена соответствующими отсылками. Особенностью, отмечаемой историками культуры, была разве что проекция воображаемой реальности не на выдуманные острова, а на саму Российскую империю. Как, например, у одного из типичных чудаков XVIII столетия, авантюриста Ивана Тревогина, посаженного в Бастилию мнимого «кронпринца Голкондского царства» с его выдуманной «Империей знаний»: «Император же империи знаний, его совет, библиотеки, кунсткаморы и прочия вещи находятся», – где бы вы думали? никогда не догадаетесь, – «в Украине в Харькове, следовательно вся империя знаний состоит точно под покровительством Российского скипетра» (1783).

Со становлением государства Нового времени, которое отличает отвлеченный, безличный характер власти и делегирование полномочий чиновникам и группам привилегированных сословий, допущенным к публичной политике, у людей знания появляются новые возможности и рамки для участия во власти. С раннего Нового времени, когда научное знание становится востребованным государством, а наука включается в число государственных структур, власть знания на службе государству сосуществует с наднациональными образованиями, которыми славны гуманизм и Просвещение, всеми этими республиками письмен, res publica literaria

. Их статус и полномочия эфемерны, но зато не имеют никаких границ, чем превосходят власть, организованную по территориальному принципу. И современниками, и исследователями они соотносятся с идеальными государствами будущего, где уже реализовано многое из того, до чего реальным государствам еще далеко, где есть единый язык и отсутствуют войны. В такой форме европейского/мирового общественного мнения власть знаек остается, несмотря на все разочарования и рассеянные иллюзии, легитимной и эффективной и до сих пор.

Что же касается территориальных, национальных образований – насколько исторически реально существование прямой политической власти знаек, «интеллигентного государства» (Staat der Intelligenz)? Само это выражение приписывают Гегелю в отношении Пруссии. Положим, буквально такого он не говорил, но действительно написал на полях своей лекции: «Мы вообще теперь так далеко пошли вперед <…> что можем признавать лишь идеи и то, что получает оправдание перед нашим разумом; Пруссия построена на разумных началах интеллигенции (

auf Intelligenz gebaut)». И воспламеняясь от горящих глаз своей аудитории в Гейдельберге, пророчествовал ex cathedra: «Встретим же вместе утреннюю зарю лучшего времени, когда дух <…> сможет обрести место и почву для собственного царства, в котором умы и сердца поднимутся выше интересов сегодняшнего дня и будут восприимчивы к истинному, вечному и божественному, будут способны постичь высшее». Entendons-nous

, под «мы» грядущего царства духа понимается не человечество вообще, а именно немцы. Ну вот с них и начнем.

Если представлять русскую интеллигенцию воплощением антигосударственности, то на другом конце шкалы окажутся немецкие «мандарины». Это сочетание восходит к исследованиям Макса Вебера о типах господства: особую роль в них играют образованные элиты (Literaten): христианские клирики, индуистские брахманы или вот конфуцианские мандарины. Американский историк Фриц Рингер – о нем уже шла речь – применил этот термин к слою, к которому принадлежал сам Макс Вебер, академической элите кайзеровской Германии. Лицо образованного бюргерства определяли государственные служащие, а не «свободные профессии». И принадлежность к интеллигенции наряду с «выдающимся образованием» зависела, по словам того же Гегеля, от «государственного сознания».