«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

Старец познал не только приход и уход Божественной благодати в своей душе, но видел, как она действует и в других. Это познание родилось не из его природной одаренности или знания психологии, но из личного опыта Божественной благодати и ее действий. Из писем к Бальфуру очевидной становится его способность отличать тварные энергии от нетварных, диавольские действия от действий Божественной благодати. Являясь основой истинного богословия, дар рассуждения свидетельствует о богатом опыте в боговидении и живом познании: такой человек может по-православному наставлять других. Зная, когда действует враг и когда Бог, когда помысел приходит от диавола и когда от Бога, такой человек способен духовно исцелять людей. Старец мог различать эти действия у Бальфура и писал об этом в своих письмах.

Различая сии состояния, старец предпочитает не анализировать то, как это происходит, наставляя и Бальфура избегать подобного самоанализа. Согласно старцу, надо считать себя "недостойным благодати"[431]

.

Однако старец познал не только приход и умаление Божественной благодати, но и интенсивность, с которой Божественная благодать может посещать человека. Действительно, Божественная благодать вначале действует с меньшей силой, едва ощутимо и "человеколюбно", хотя для человека с омраченным умом она может показаться великой. Впоследствии ее действие усиливается и вырывает человека из пределов мира, восхищая его к созерцанию Бога. Потому старец Софроний, описывая разнообразные состояния своей внутренней жизни, говорит: "Иногда любовь к Богу отрывает от мира, хочу забыть мир в умном созерцании Божества Христова"[432].

В своем письме к Бальфуру, написанном в дни Пасхи 1935 года, после десяти лет жизни на Афоне, старец говорит об образе вечной Пасхи как праздника и об "утре невечернего дня", т. е. "вечности", которые он жил в те дни. И он замечает с обезоруживающей искренностью:

Знаю одного человека в Париже, который с Великой субботы до третьего дня Пасхи, в течение трех дней, был в состоянии видения, которое в образах нашего земного бытия он находил возможным выразить только словами, что он видел "утро невечернего дня". "Утро" — потому что свет был необычайно нежный, тонкий, "тихий", как бы голубой. Невечерний же день — вечность[433].

Это старец Софроний пережил еще в Париже, до Афона, и описал во второй главе и в книге "Видеть Бога как Он есть". Поражает, что старец Софроний впервые излагает свой парижский опыт Бальфуру в их личной переписке по прошествии многих лет. Впоследствии же хранит сию тайну в своем сердце, чтобы открыться в книгах только через пятьдесят лет, на исходе жизни. Спрашивается, как старец Софроний сохранил в тайне такой дар, храня о нем молчание даже с самыми близкими людьми? Сие есть свидетельство подлинности его опыта.

В другом письме, написанном Бальфуру тремя годами раньше, в декабре 1932 года, старец Софроний очень конкретен и откровенен. Поддерживая и укрепляя Бальфура в духовной жизни внутри Православной Церкви, он делится своим опытом боговидения. В этом письме старец пишет о "дивной благодати", и, как видно из письма, речь идет о созерцании Бога и видении нетварного света.

Вначале старец Софроний рассказывает о двух случаях богоявления, когда он находился в Париже: "Помню, дважды меня (в Париже) посещала благодать дивная; но я не разумевал сначала, что это благодать". Прочитав же гимны святого Симеона Нового Богослова, он узнал в описании происшедшее с ним самим. Однако, как только он осознал, что созерцал нетварный свет, благодать Божия его уже не посещала более. Затем старец пишет о своем афонском богосозерцании, которого опять же он позже лишился из-за попытки логического его осмысления в разговоре с отцом Ювеналием. Старец пишет:

Надо сказать, что созерцание сие столь приятно для ума (и души), что когда, после молитвы, душа снова вспоминает о необходимости вернуться в этот мир и видеть свет вещественного солнца, то со скорбию принимает эту необходимость. Ей хотелось бы постоянно пребывать в созерцании умного невещественного света. Входит в это созерцание душа так постепенно, что сначала (так было со мной) не разумевал я происходящего; а когда шуйца моя увидела, что творит со мною десница Божия, то прекратилось видение. И подобных случаев со мной было несколько[434].

Через созерцание старец приобрел живое богопознание, отличное от того, что приобретается из различных книг. По учению святых отцов, боговидение есть обожение человека, обожение есть единение и общение человека с Богом, и единение сие сообщает познание Бога, превосходящее категории человеческого знания. Такое познание делает боговидца истинным богословом в Церкви. Старец откровенно пишет: