Знак Десяти

На актрисе была голова Алисы, и, когда Клара наклонялась, фальшивые волосы из желтой бумаги касались пола – как прежде настоящие волосы Клары. Это могло показаться и забавным, но вот движения ее рук и всего тела забавными не были. Это было подлинное искусство: вначале ты видишь змею, потом понимаешь, что это буква S, а в следующий момент перед тобой выгибается уже буква С. Я, наверно, испугалась даже больше, чем во время трюка со ртом, потому что это был никакой не трюк: это были лишь мускулы под белой девичьей кожей, и они непостижимым образом копировали и утрировали движения гребца в лодке. Наваждение этого танца без музыки настолько оглушило меня, что, несмотря на абсолютную наготу девочки, зрелище не показалось мне неприличным, потому что это не выглядело как человеческое тело – по крайней мере, в первый момент. Единственное, что было на ней надето, – это голова Алисы, но я заметила это только какое-то время спустя. В следующий момент мое чувство неприличного начало жечь мне лицо, но к этому времени видение уже исчезло.

Эпизод был выверен по секундам, с поразительной точностью.

Он был непорочен, пока оставалась Клара. А когда началось порочное, Клары уже не было.

Именно так и работает ментальный театр.

Я подумала, что они заставляют Кэрролла вспомнить о прогулке по Темзе. Но потом оказалось, что на панели что-то есть – этого не было видно, пока не исчезла Клара. Оказалось, что на панели висит табличка с надписью, выполненная тем же фосфоресцирующим белым составом – и при этом детским почерком.

– Да. – Кэрролл говорил так, будто отвечал на вопросы. – Я спал. Там.

Это был голос человека, который наконец-то после немалых усилий пришел в нужное место.

Как только Кэрролл произнес свои слова, я услышала за спиной деревянное клацанье.

Шум сопровождался лучами света.

Оказалось, что это Квикеринг собирает панели, через которые мы уже прошли, – эти карты уже отыграли свое. Он составлял панели возле стены, точно костяшки домино. Присмотревшись к психиатру, я поняла, как ему удалось устроить невероятный трюк с разинутым ртом: поверх черных перчаток на его руках были надеты специальные формы: на правой – верхняя губа, на левой – язык и нижняя губа. Когда свет погас, эти формы при соединении двух рук подменили настоящий рот Клары, а затем Квикерингу только и оставалось, что разводить руки сколь угодно далеко. Эффект был потрясающий.

Убирая перегородки, Квикеринг как будто обнажил и нас самих. Мы увидели дальнюю стену и ряд наблюдателей. Я успела разглядеть невозмутимого мистера Икс, сэра Оуэна с поднятой правой рукой и с часами в левой – он как будто готовился подать сигнал; Понсонби что-то записывал.

Очевидно, мы прибыли в нашу первую гавань.

Глядя, как Квикеринг собирает декорации, мы отвлеклись, и это тоже было просчитано: когда мы снова посмотрели вперед, мы увидели человека в цилиндре.

Иными словами, Шляпника. Его огромную голову, а под ней – черную ткань. Но в этот раз высота завесы не давала мне понять, кто изображает голову – пригнувшийся Салливан или Клара, а может быть, и они оба. Такая игра с двойственностью – отличительная черта ментального театра.

Но ужас все равно оставался ужасом. Голова, чуть ниже человеческого роста, взирала на нас безумными глазами, огромная шляпа была сдвинута набекрень и качалась, подчиняясь движениям колышущейся ткани.

В этот момент рука Кэрролла, которую я так и не отпускала, начала корчиться в судорогах. Кэрролл смотрел прямо на меня, в глазах его застыло отчаяние.

– Нет, я не могу! Я больше этого не вынесу! – кричал он.

И эта вспышка тоже не явилась неожиданностью. Я поняла это, когда Клара высунула голову из-за занавеса – сейчас она была самая обычная девочка. Свою наготу она прикрывала тканью. Сэр Оуэн устремился к нам, подавая сигналы Квикерингу.

– У него приступ! – выкрикнул он на бегу.

Психиатры подхватили Кэрролла с двух сторон. Освободившись от моей опеки, он бился у них в руках.

11

Мы усадили Кэрролла на стул и предложили глоток виски. Он выпил.

– Нет, Оуэн, я не могу, прости… Я пытался, но…

Сэр Оуэн казался рассерженным:

– Чарльз, я понимаю, как на тебя подействовали некоторые сцены, но я гарантирую, результатом явится катарсис, правильно? Ну давай попробуем…

Кэрролл мотал головой. Неприкаянная душа, обреченная на тоску.

– Нет… Нет… Нет… – стонал он. – Мистер Икс, я должен им рассказать!

И тогда в разговор включился новый собеседник.

– Расскажите, так будет лучше, – серьезно посоветовал мистер Икс.

– Рассказать… о чем рассказать? – допытывался сэр Оуэн.

И тогда я догадалась. Я вспомнила, каким бледным был с утра Кэрролл, – тогда я приписала этот симптом приближению ментального театра. Но теперь я поняла истинную причину.

Чего я понять не могла – так это почему Кэрролл не рассказал о своем кошмаре раньше. И мне стало уже не просто тревожно. Температура в подвале как будто опустилась сразу на несколько градусов. Снаружи что-то грохотало – что-то, стремившееся завладеть нашим вниманием, но без всякого успеха: настоящая буря разыгрывалась на этом лице.