Я привыкла, что в кларендонском подвале темно и тесно, но теперь все лишнее вынесли, на стенах и потолочных балках повесили газовые лампы – от них на земляном полу расходились светлые круги. Уголь, который хранился в закутке при входе, уже куда-то вынесли, и теперь этот глухой угол превратился в две смежные кладовочки, разделенные с помощью реек и занавесок. От стоящей рядом большой жаровни исходило благодатное тепло. Пахло углем, сыростью, прелой древесиной и мылом, которым здесь недавно прошлись трудолюбивые служанки. Свежий воздух проникал в подвал через окошки в угольном закуте, но сейчас и их заколачивали досками.
Работы оставалось еще много: я заметила, что вынесли пока что не все ящики, не разобрали кучу рухляди по другую сторону лестницы. Но помещение уже начинало обретать неповторимые очертания подпольного театра – такое ни с чем не перепутаешь. Рабочие даже установили рядом с лестницей – как будто бы на пробу – четыре стула для предполагаемой публики, перед пространством, где, как я поняла, будут размещены декорации. Сценой это место называть неправильно, ведь ментальный театр – это не спектакль; публика может наличествовать (в Эшертоне ее зачастую составляли студенты и врачи), но отсутствует священная линия, разделяющая сцену и зрителей. А еще на дальней стене повесили зеркало в человеческий рост.
Я понимаю, вам все это кажется странным. Но ментальный театр – это действительно странно.
Сэр Оуэн водил руками над карандашным чертежом, который держал перед ним Понсонби. Мэри Брэддок стояла рядом и пыталась следить за объяснениями.
– Центр будет здесь. – Тонкие элегантные пальцы сэра Оуэна сновали взад-вперед. – Здесь мне нужен проход… Мы ведь устроим перерывы – в соответствии со сценарием, который пишет мой драматург, правильно?
– Гляди, какая шустрая! – воскликнул один из рабочих, ухватив за хвост крысу.
Зверек чувствовал себя не слишком комфортно, болтаясь вот так, на весу, но ему никак не удавалось укусить своего пленителя, рыжего веснушчатого детину. Наша служанка – пышнотелая брюнетка, вполне подходящая для ролей в речном театре, – взвизгнула, рабочие захохотали, и этого было достаточно, чтобы рыжий удовлетворился своей шуткой и вышиб грызуну мозги ударом о стену.
Ученые мужи были выше обыденных увеселений.
– Доктор, этот вергилий пойдет здесь? Прошу прощения за этот вопрос, или за сомнение, или за…
– Да, но ведь сейчас еще рановато прокладывать окончательный маршрут, правильно?
– Кто такой вергилий? – шепотом спросила Мэри Брэддок, встревоженная перспективой принимать в Кларендоне еще одного врача.
– Не волнуйся, – шепнула я в ответ. – Так в ментальных представлениях называют ведущего.
– Вот, значит, как.
– Чего я раньше не видела – так это занавесочек. – Я кинула взгляд в сторону угольного закута.
– Это гримерки и спальни для актеров, – пояснила Мэри. – Сэр Оуэн хотел, чтобы исполнитель главной роли ночевал наверху, но там нет места, ему ведь требуется целая комната. Так что придется артистам размещаться здесь. Ай, ну что за ужасный грохот!
Конечно, это не Букингемский дворец. Две койки на земляном полу, умывальник, маленькие зеркала и шторки вместо стен.
Одна из ламп на потолке оказывала дурную услугу, освещая все это бытоустройство.
– В конце концов, они же актеры… – Я вздохнула. – Но вообще-то, место не слишком веселое.
– И я с вами соглашусь, – произнес незнакомый голос у меня за спиной.
Мы обе резко развернулись, и наши юбки хлопнули в воздухе, точно две простыни, которые встряхивают после стирки.
Еще один мужчина.
– Кхм… – произнес он.
Мистер Знак Многоточия был примерно моего возраста, носил пальто, которое знавало и лучшие времена; костюм и галстук тоже, наверно, их знавали, только раньше, чем пальто. Что же касается времен, которые могли застать его ботинки, мне подумалось, что никто из тех, кто находился в подвале, этих времен не видел – включая даже самого обладателя ботинок. Зато лицо его с остро торчащими в стороны черными усиками и карими глазами было лицом умного человека.
– Простите, если я вас напугал… Я только что приехал. Доктор Понсонби велел мне отнести вещи в гримерку и сказал… В общем, спуститься сюда, где мы и встретились. Я услышал ваш разговор и не смог удержаться: решил выразить свое полное согласие с такой оценкой, хотя мне доводилось ночевать в местах и похуже, да… Меня зовут Питер Салливан. – Он поклонился как истинный человек театра, продемонстрировав нам густую копну черных волос; седина тронула лишь виски. В целом этот мужчина производил приятное впечатление, и улыбка это только подчеркивала. – К вашим услугам.
Мы обе опешили, но положение спас Понсонби. Он подвел к нам сэра Оуэна и устроил для всех формальное знакомство:
– Доктор, это тот самый актер, о котором я вам рассказывал… Очень хороший актер… Я не имею в виду, что во всем, я хочу сказать, что в целом…
– Хорош в общем и в целом, – довершил Салливан. – Большая честь для меня, сэр Оуэн.