Знак И-на

— Сейчас я дам подушку, нужно подложить, чтобы было тридцать градусов с полом. Развяжи ей платок. Нужно дать ей воздуха. И вытирай рвоту, держи ее голову. Ольга, ты вызвала «Скорую»? Скажи им, это точно удар.

Тут раздался странный громкий хлопок снаружи.

— Что за черт? — подпрыгнул Иван и посмотрел на Алису.

— Нет, не в меня. Она не в меня стреляла, — оборвала его Алиса. — Она ушла.

— Что?

Иван повернул голову в сторону двери. Ольги Олеговны Никитиной действительно там больше не было. Там никого не было, дверь стояла распахнутой, и сквозь нее били яркие солнечные лучи. Иван бросился наружу, сощурился от света, пытаясь разглядеть убегающую фигуру, но там уже никого не было. Свистящий звук шин — это было последнее, что Иван услышал. Он бросился к калитке, к своей машине, и тут понял, что это был за хлопок. Перед тем как уехать, Ольга выстрелила ему в замок зажигания. Чертыхаясь, Иван вернулся в дом. Алиса беспомощно сидела на полу, удерживая тяжелую голову Никитиной в тонких руках.

— Вызови «Скорую», — устало попросила она.

Эпилог

Иногда достаточно и пятиминутной форы, чтобы исчезнуть без следа. Пяти минут и одного несделанного звонка в «Скорую помощь». Никитину успели довезти до седьмой клинической больницы города Твери, что само по себе — чудо, ведь это почти час езды. Диагноз: геморрагический инсульт, кровоизлияние в мозг. Иными словами, удар, как и сказал Третьяков. Состояние больной на момент прибытия в больницу оставалось крайне тяжелым, в сознание она не пришла, и в период так называемого терапевтического окна, которое составляет при инсультах не больше четырех с половиной часов, добиться существенных улучшений не удалось. Об этом Третьяков позже узнал от майора Кома, а точнее, от его людей. Ни Иван Третьяков, ни Алиса Морозова Никитину в больницу не сопровождали, оба они остались дожидаться местных оперативников.

По факту сделанного Ольгой Никитиной признания было возбуждено сразу несколько уголовных дел, но перспективы каждого из них были сомнительными. Угроза жизни и здоровью сотрудника при исполнении и другим лицам — статья богатая, но для ее реализации нужно было поймать Ольгу. Статистика показывала, что если беглеца с таким опытом и возможностями не удается перехватить на границе в первые же часы или, максимум, дни, то нужно готовиться к годам работы. Иными словами, Ольга Никитина как в воду канула. Второе дело — об организации преступной группы, целью которой было мошенническое обогащение за счет использования фальшивых документов, — тоже казалось делом громким. Иван так и ждал, когда журналисты выльют свои ведра помоев и грязи прямо им с Мануйловым на голову. Но правда заключалась в том, что один фигурант этого дела мертв, а два других — в бегах. Один, предположительно, мог находиться в Эквадоре, но это неточно. Третье дело — незаконное использование огнестрельного оружия и порча личного имущества. Рулевая рейка кредитного «Форда» пришла в полнейшую негодность, но дело это даже не стали возбуждать, чтобы потом не писать лишних бумаг. Страховка, которая была обязательной для всех кредитных машин, у Третьякова оказалась давно просроченной и неоплаченной. Так что толку от возбуждения не было никакого. Мысли о возможной стоимости ремонта приводили Третьякова в бешенство. Алиса оплатила эвакуатор до Москвы, на котором и они с нею добрались.

Через две недели после знаменательного «чаепития» в Благинине Зарина Георгиевна Шапошникова вызвала Ивана Третьякова к себе в кабинет. Она плотно закрыла дверь и приказала Третьякову сесть на стул напротив ее стола — место, куда обычно усаживали свидетелей и подозреваемых.

— Ты знаешь, что Олю объявили в розыск? — спросила она, задумчиво разглядывая Третьякова.

— Я знаю, — кивнул он. — Думаете, ее найдут?

— Надеюсь, что найдут, — без энтузиазма ответила Шапошникова. Было видно, как устала она от подозрений, которые обрушились на нее после бегства подруги.

Она, конечно, была опрошена, и не раз, о делах Ольги. Шапошникова утверждала с пеной у рта, что дружба их не выходила за рамки совместных обедов в здании Следственного комитета и что о делах Никитиной ей не было известно решительно ничего, ноль. Ее показания к делу подшили, однако ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова было невозможно, поэтому — на всякий случай — другие сотрудники теперь держались от Шапошниковой подальше. Дни ее в СК были сочтены.

— Надеетесь? — хмыкнул Иван.

Зарина Георгиевна сощурилась:

— А ты думаешь, я ей счастья желаю? Она оставила Нечаева гулять по улицам, из-за нее погибли люди. Она должна за это ответить.

— Тогда чего вы хотите от меня? Я-то уж точно ничего не знаю.

— Давай с тобой посмотрим видео, которое твоя подружка сделала.

— Подружка? Морозова мне в дочери годится.

— Не годится, если только ты не собирался обзаводиться детишками в возрасте десяти лет, — отрезала Шапошникова. — Смотри на экран. Вот тут, в этой ее записи, есть одно место… — Шапошникова прикусила губу. На экране появилось лицо Ольги Никитиной. Ее голос звучал неразборчиво, мешали помехи, телефон никогда не писал хорошо звук.