Знак И-на

К вечеру пятого января Ивану удалось поговорить с некоей Нелли Лапиной, главным бухгалтером компании «Форсаж Логистикс». Мобильный номер генерального директора Шестобитова не отвечал, абонент был недоступен, а Нелли Михайловна Лапина, напротив, ответила сразу. Третьяков и сам предпочитал для начала пообщаться с кем-то еще, так что это было даже к лучшему. Узнав, в чем дело, Лапина тут же согласилась принять Третьякова у себя дома. Уютная квартира в относительно новом доме на Ходынском поле, деловая, хваткая женщина лет около сорока пяти. Ухоженная, но какая-то поношенная, что ли. Впрочем, в свое время наверняка красивая. Время жестче всего к женщинам.

Лапина с готовностью подтвердила, что Андрей Петрович был практически единственным собственником их компании, но в делах участия почти не принимал. Больше того, Лапина сказала, что Морозов к состоянию дел компании был более чем равнодушен.

— Серьезно? В такое трудно поверить, — развел руками Третьяков.

— Морозов приезжал к нам один, может быть, два раза в месяц, — пожала плечами Лапина. — Мог просто кофейку попить, поболтать с менеджерами о какой-то ерунде и уехать. Если нужно было какой-то вопрос решить, он всегда махал рукой и отправлял к Богдану.

— Богдан — это Шестобитов, главный директор?

— Да, к нему. Морозов так и говорит, что у Богдана на то и голова, чтобы думать. А ему и без того головной боли хватает. Нет, Морозову наши дела были безразличны. Он вообще, знаете ли… был из тех, кто живет сегодняшним днем. Любил выпить, охоту любил.

— А женщин? Любил Морозов женщин? — спросил Иван.

— Ну, у него кто-то бывал, конечно, но больше так, не всерьез.

— А вы так хорошо знаете его личные дела? — подколол Иван.

Лапина нахмурилась.

— Я, конечно, в его личные дела никогда не лезла, но вот знаю, что серьезные отношения его не интересовали.

— Откуда знаете, если не секрет? — продолжал настаивать Иван.

Лапина запнулась, встала и спросила, не будет ли Иван возражать, если она закурит.

— Я бы и сам покурил, — кивнул он. — Может быть, вас угостить сигареткой?

— Я курю только свои, — покачала головой Лапина и достала узенькую пачку сигарет «Kiss».

Запахло клубничным дымом. Лапина сделала несколько затяжек, а потом рассказала, как Морозов в свое время подкатывал к одной их сотруднице. У них даже было несколько свиданий, после которых все как-то заглохло, несмотря на то, что сотрудница очень даже хотела продолжения. Однако вызванный на откровенный разговор Морозов заявил, что никогда не женится, потому что не хочет травмировать дочь.

— Травмировать дочь? — удивился Иван.

— Знаете, он ей сказал, что не хочет, чтобы все было, как в сказке, — рассмеялась Лапина.

— В каком смысле?

— Он женится на доброй женщине, чтобы была новая мать для ее сироты-дочери, а мачеха ее потом заставит разбирать гречку и горшки чистить. Ну, как у Золушки.

— Понял, Нелли. А знакомая эта ваша… Как с ней можно было бы пообщаться? — спросил Третьяков.

Лапина сделала глубокую затяжку.

— Она давным-давно уволилась, мы с ней не общаемся, я и имени-то ее не вспомню, если вы меня спросите, — сказала она и выдохнула клубничный дым Ивану в лицо.

Тот кивнул и не стал больше уточнять, чтобы не ставить Лапину в неудобное положение. Было ясно, что «знакомая» — это она сама.

— Знаете, Нелли, только одно меня удивляет. Как я понимаю, Морозов не хотел ни с кем близко сходиться, чтобы не испортить жизнь дочери. Но ведь дочь у него уже вполне взрослая девушка.

— Ага, взрослая! — воскликнула Лапина с неожиданной злостью в голосе. — Только вот Андрей Петрович считал, что пока человеку двадцать один год не исполнится, его взрослым считать нельзя. Вот такая философия.

18

Похороны назначили на шестое января, в канун Рождества. Задерживать еще больше не дали родители Морозова. Только приехав из Белоруссии, они тут же устроили скандал. Звонили в Тверь, звонили Мануйлову и Ивану, требуя немедленно обеспечить все нужные документы. И так задержали, говорили они. По-человечески — до третьего дня хоронят, но экспертизы, транспортировка, организация похорон — все это заняло много времени. Хоронили, как подобает, на Троекуровском кладбище, со всеми почестями, с отпеванием и прощанием в Большом прощальном зале на пятьсот мест.