Знак И-на

— Никитина обещала ей посмотреть, затем позвонила следователю, сообщила о разговоре, запросила инструкции. А уж следователь позвонил мне. В общем, все, как обычно, вот только… — Третьяков поднял голову и посмотрел в глаза начальнику.

— Что — только?

— Вы же понимаете, что именно она пытается сделать?

— Почему это я должен понимать? Ничего я не хочу понимать, — закудахтал Мануйлов.

Третьяков отвел взгляд, и Мануйлов только тяжело вздохнул.

— Да ладно, не отводи глаза. Значит, девочка решила самостоятельно найти убийцу отца? Хочет восстановить справедливость? А тебе не приходило в голову, что, может быть, она притворяется? Ладно, Ваня, что там у вас по Шестобитову?

— Шестобитов Богдан Витальевич улетел из Москвы в Патайю еще двадцать шестого, до настоящего момента не вернулся. Данные на границе мы проверили, — сухо отрапортовал Толик.

— По сведениям главного бухгалтера фирмы Нелли Лапиной, он не планировал возвращаться раньше десятого, — добавил Иван. — Купил путевку на две недели. Сказал, что акклиматизация такая, что на меньший срок и ехать не хочет.

— Не люди, а сплошные «турысты»! — возмутился Мануйлов. Сел в кресло, перелистал материалы дела, покачал головой. — Значит, у нас нет никаких версий? Вы это мне хотите сказать? Такая у вас оперативная информация?

— Николай Степанович, я сейчас проверяю информацию по флунитразепаму… — переключился Иван. — У препарата несколько производителей, а также достаточное количество аналогов, таких, как рогинпол или гипнодорм. В больших объемах выпускается израильской компанией «Тева», но есть и другие производители. Правда, химический состав у них отличается от того, которым усыпили Морозова, поэтому их можно отбросить. Сам по себе препарат, конечно, рецептурный, применяется в лечении бессонницы, неврологических расстройств, шизофрении, однако сегодня его назначают крайне редко. Старую же форму, без запаха и цвета, в России практически невозможно найти. Как я уже говорил, ее производство было остановлено еще в середине девяностых.

— Но кто-то же как-то нашел и использовал! Складские остатки проверяли? — воскликнул Мануйлов.

Третьяков сделал паузу и кивнул.

— Проверяли. Нет никаких остатков, за столько лет все давно уничтожено и заменено. Но я вчера запросил данные по трупам, в крови которых обнаружены следы флунитразепама. Эта идея мне сразу показалась правильной, хоть ее предложила и дочь убитого. Сами же говорили, препарат редкий. Сегодня мне прислали данные из аналитического отдела. Вы совершенно правы, Николай Степанович. Именно так — кто-то как-то нашел и использовал.

— Что? Что ты такое говоришь? — Мануйлов вскочил.

— Причем использовали не один раз, — невозмутимо продолжил Иван. — Допускаю, что то, что я накопал, это не все. Наши базы данных несовершенны. Не вся информация в них попадает — это раз. И не по всем данным можно вот так взять и отсортировать базу — это два. И потом — это же не отпечатки пальцев, многие протоколы в базу вообще не загружают, особенно если брать по периферии.

— А нам не надо по периферии, — прошипел начальник, расстегивая пуговицу под воротником. — У нас Тверская область, ну, на крайний случай, Москва и околоток.

— Тут уж, как говорится, что выросло, то выросло.

— И что? Сколько? — спросил начальник угрюмо, словно знал и не одобрял продолжения.

Иван опешил.

— Чего сколько? Флунитразепама?

— Сколько ты, Третьяков, нашел случаев? Ты же к этому клонишь, так? Ну, так и говори, не тяни кота за причинное место.

— Пять, — кивнул Иван. — Если с Морозовым — то всего шесть.

— Шесть трупов? И все шесть — именно с флунитразепамом?

— Шесть нераскрытых убийств, — уточнил Иван. Начальник покачал головой. Иван вздохнул и продолжил: — И не просто с флунитразепамом, а именно с тем самым — без вкуса и запаха, который производился в восьмидесятые.

— Может быть, какая-то группировка использует препарат? Замена клофелину? Нормальная рабочая версия. Может, они теперь таким образом заказные убийства устраивают. Их вообще редко раскрывают…

— Не думаю. Во-первых, флунитразепам ни в одном случае не был причиной смерти. Профессионалы так не работают. А во‐вторых, жертвы.

— Что — жертвы? — скривился Мануйлов.

— Все жертвы — обычные люди и ничего опасного для организованной преступности не представляют, — пожал плечами Иван.

— Ну и что. Можем же мы чего-то не знать, — процедил Мануйлов.

Иван помедлил, а потом достал из рюкзака стопку помятых ксерокопий, над которыми он просидел всю ночь. Мануйлов смотрел на бумаги, как на ядовитых змей. Толик Бахтин тоже склонился над столом, куда Иван вывалил бумаги.

— Я буду говорить о жертвах в случайном порядке, так как точные даты убийств установлены не везде. Личности, к слову, тоже. Итак, первый труп. Первый по времени обнаружения. Девятого октября две тысячи четырнадцатого года.

— Когда? — переспросил Мануйлов, скривившись. — Это же сто лет назад.

— Не сто, конечно, но согласен, давно. Труп нашли грибники, на тот момент вполне свежий. Убийство датировано четвертым октября, эксперты даже установили время смерти — вечером, с восьми до десяти часов.