Знак Истинного Пути

Бабкин понимал. Вспомнив Евгению Генриховну и мысленно сравнив ее с Эдиком, он подумал, что неизвестно еще, кто кого переживет. Хотя господин Бобров со своей супругой могут просчитывать варианты…

Он еще раз обдумал услышанное от Наташи и Эдика. Поразительно, но серьезных врагов — таких, которые пошли бы на похищение мальчика, — не было ни у того, ни у другого. Господин Гольц работает в банке и с бизнесом матери никак не связан. Наталья Гольц, бывшая Зинчук, переехала в Санкт-Петербург из Рязани и не имеет никаких серьезных знакомств. Оставался только один вариант.

— Наталья Ивановна, где сейчас живет ваш бывший муж? — спросил Бабкин.

Мужчина сидел на крыльце своего дома и поглядывал на мальчишку, возившегося в грязном дворе. Апрельское солнце пригревало, но ветер дул холодный, пронизывающий. Здесь их защищала стена дома. Из трубы поднимался дым, который быстро разносил ветер. В воздухе отчетливо пахло дымом и еще — весной. «Весна — это хорошо, — подумал мужчина. — После весны лето». Он не мог объяснить, почему это хорошо, — давным-давно уже в его голове остались только шаблоны, по которым он строил свою жизнь. Утром нужно почистить зубы. Завтрак зимой должен быть горячим. Почему горячим? Он не знал и не задумывался. Достаточно того, что так правильно.

Сейчас он смотрел за мальчишкой на краю лужицы. Грязной ручонкой тот провел по лбу, и на светлых, почти белых волосиках осталась грязь. Мужчина смотрел на нее, и в памяти его всплыло, как лежал в грязи его друг, но на его светлых волосах была не грязь. Кровь. Воспоминание было неправильным. Мужчина тряхнул головой и отогнал его.

— Я хочу к маме! — пожаловался мальчик, повернувшись к нему.

— Мама приедет попозже. Ты пока у меня поживешь, — невыразительно ответил мужчина, подумав: «Хорошо, что меня научили, что говорить. Сам бы я не догадался».

— Я хочу, чтобы мама сейчас приехала! — заплакал мальчик.

— Перестань плакать. Я не хочу, чтобы ты плакал, — так же невыразительно ответил человек, и Тим замолчал.

Он ничего не понимал. Не понимал, почему его так быстро унесли с прогулки в детском саду. Не понимал, почему они живут в такой же избе, как у дедушки с бабушкой, и почему мама никак не заберет его. Но одно он понимал хорошо — нельзя злить этого человека.

Тим всхлипнул и отвернулся к луже, в которую он запускал щепки-кораблики.

Убедившись, что мальчик играет, мужчина встал, зашел в дом и вернулся уже с винтовкой. Ему сказали, что с мальчиком все должно быть в порядке. Сказал человек, который был для него богом. Значит, с ним и должно быть все в порядке. Может быть, ребенка хотят украсть?

Мужчина подозрительно огляделся по сторонам, но все было спокойно. Поле за его домом просматривалось хорошо, а дорога, петлявшая вдоль поля, была пустой. Крепко сжимая винтовку, мужчина встал, обошел вокруг дома и вернулся на крыльцо. «За добро нужно платить добром, — вспомнил он очередную истину. — Я делаю доброе дело. Значит, я все делаю правильно».

Несколько раз кивнув головой, он перехватил винтовку поудобнее и опять стал смотреть вдаль.

Глава 13

До могилы старца Луки Макара вел вездесущий Иван Демидович. Шли они долго, иногда чуть не по колено в грязи, но вообще в лесу неожиданно оказалось довольно сухо.

— Лука был отшельником, — рассказывал Иван Демидович по дороге внимательно слушавшему Макару. — Толком про него уже никто ничего не знает, больше выдумывают, но вроде как он из нашей деревни ушел, когда ему было тридцать лет, и поселился в лесу. Лукина поляна, так до сих пор то место называется. Ты не торопись, идти нам еще прилично.

— А на машине нельзя было проехать? — огляделся Макар.

— Нет, туда никак не проедешь. Сейчас с дороги свернем — и дальше почти четыре километра лесом. А может, и больше — давненько я там не был.

— Не заблудимся? — насторожился Макар.

— Заблудимся, заблудимся, — кивнул Иван Демидович. — Или нас медведи съедят.

Макар хмыкнул и больше вопросов не задавал. А старик продолжал рассказывать.

На поляне Лука соорудил что-то вроде землянки, в ней и жил. К зиме подготавливал ее, а летом туда почти не заходил — спал на голой земле. Только во время сильного дождя прятался, да и то не всегда. Ел, что бог пошлет, но вообще-то его шатонинские родственники подкармливали. Очередность установили: одну неделю одни кормят, вторую — другие и так далее. Самое главное — он на себя обет молчания взял и от имени отказался. Перед тем как уйти в лес, объявил, мол, имени своего он недостоин, его, то есть имя, заслужить надо. И пошел… заслуживать. В лесу он прожил без малого лет пятнадцать. Его бы, пожалуй, впору было к святым причислять, если бы не ужасный его облик.