Знак Истинного Пути

Бабкин выхватил пистолет, глядя на приближающегося темноволосого мужика с невыразительным лицом, и приготовился стрелять. Тот спокойно дошел до них, но, увидев тело, лежащее на земле, вдруг изменился в лице и бросился к нему. Опустившись рядом с ним, он взвыл и все оставшееся время, пока Сергей с Макаром сажали Наташу с Тимом в машину, пока вызывали и ждали милицию, подвывал, раскачиваясь то вперед, то назад, не видя ничего вокруг, кроме неподвижного тела. Он не заметил, как у него мягко взяли из рук винтовку, не слышал тихого разговора двух сыщиков у себя за спиной. Он понимал лишь одно — что жизнь его окончена, потому что он, как ни старался, все-таки отплатил злом за добро.

* * *

Данила Солонцев легким шагом подошел к подъезду, распахнул дверь перед мамашей с коляской и получил в ответ благодарную улыбку и радостное «Спасибо, Данила». Улыбнулся в ответ, хотя на самом деле встреча была ему неприятна.

Эту девушку он давно приметил — такую готовую к тому, чтобы принять его Слово… Она сама еще ничего о том не знала, а он уже увидел, разглядел, представил, как поведет ее, вместе с другими безымянными, очередным путем, приносящим радость и откровение. Не всегда его предвидение оправдывалось, но в данном случае он был совершенно уверен, что оправдается. И вот неудача — за неделю до дня, на который Данила наметил первую с ней беседу , она встретилась с каким-то студентом и молниеносно выскочила за него замуж. А теперь вот уже крутится вокруг дома с коляской — с опухшим лицом, располневшая, заспанная. Была так близка к Свету и променяла его — на что? На животное существование? Данила покачал головой и вызвал лифт.

Отражение в зеркале лифта было прекрасным. Он это знал. И вовсе ни к чему было бы ложное кокетство. Нет, даже не кокетство — хуже! Потому что если Господь наградил тебя таким обликом, не признавать Его прекрасной работы было бы настоящим кощунством. Только кривой шрам на лбу омерзителен. Данила поморщился, глядя на него и вспоминая ту сумасшедшую, которая его оставила. Самое неприятное заключалось, конечно, не в шраме, а в том, что они так и не нашли ее. Даже странно, что она сумела как-то спрятаться от ловцов — в ее-то состоянии, с животом, с ранами…

Данила взлохматил светлые волосы так, чтобы они прикрыли шрам, и повернулся к зеркалу спиной.

Двери лифта открылись. Он сделал шаг на площадку, на которой, как обычно, мерзко пахло от мусоропровода, и краем глаза заметил движение у себя за спиной. Он только начал поворачиваться, как услышал приглушенный вскрик и почувствовал боль в правом боку. Боль была такая сильная, что у него потемнело в глазах, и Данила опустился на холодный пол, привалившись спиной к стене. Стена тоже была холодная.

Над ним раздался то ли всхлип, то ли смешок. Данила с трудом открыл глаза и увидел человека — он стоял спиной к свету, и лица было не разглядеть. Но человек присел на корточки, и Данила узнал…

— Иван Кордыбайлов? — с трудом выговорил он.

Лицо мужчины исказилось в гримасе.

— Да, Игорь, — сказал он хриплым голосом. — Значит, вспомнил мое имя, а? Настоящее, каким мать меня назвала, а не ту собачью кличку, которую ты мне дал.

— Вызови врача, — собрав все силы, приказал Данила. Сознание его прояснилось, и теперь он знал, что нужно делать. Этот Безымянный был слаб и безволен и остался таким даже после Посвящения. Данила совладал бы с ним, но он напал так внезапно. — Вызови врача, — повторил он, — а сам можешь бежать. Темнота в тебе взяла верх, но я тебя прощаю. И бог простит тебя.

Каждое слово давалось Даниле с трудом, правый бок невыносимо болел, а левый словно онемел. Он покосился вниз. С края куртки стекали на пол капли темной крови, сливаясь в небольшую густую лужицу.

— Побыстрей, и ты еще сможешь заслужить прощение, — произнес Данила почти шепотом. Но он знал, что человек, сидящий перед ним на корточках, его прекрасно слышит.

— Прощение… — протянул тот, внимательно глядя на Учителя. — Нет, Данила, не видать мне прощения. Я тех девочек каждую ночь вижу, все прощение пытаюсь у них вымолить, а они его не дают. Понимаешь? Не хотят меня прощать.

Мужчина опять как бы всхлипнул и поднял руку. В солнечных лучах блеснуло длинное широкое лезвие.

— А ты… ты иди к ним, иди, — неожиданно спокойно проговорил он. — Попроси у них прощения сам. У всех.

Данила попытался заслониться, но не успел. Лезвие вошло в левый бок, и он закричал от страшной боли.

— Смотри-ка… ты все не умираешь… — донесся до него шепот. — Правильно, дьявол — он живучий. Живучий…

Данила почувствовал, как его переворачивают на спину, как горячая рука хватает его за подбородок и тянет зачем-то вверх.

Мужчина перекрестился рукой с ножом, глядя на солнце за окном.

— Господи, прости, — прошептал он. — Не могу больше… Прости.

Потом наклонился и резко провел ножом по горлу Данилы.

Глава 15

— Эдуард, откуда он взялся? Вы его знали? — спросил Макар, глядя на Эдика.